Внезапный выброс

Глава XIV. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ КОМИССИИ

На знакомство с оперативной обстановкой и ходом горноспасательных работ Стеблюку потребовалось около сорока минут, столько же оставалось до совещания, которое он назначил на двенадцать.

— Может, немного отдохнете с дороги? — предложил Богаткин.

— Пожалуй, — согласился Опанас Юрьевич.

Богаткин проводил Стеблюка в комнату отдыха при своем кабинете и оставил его одного. Откинувшись на спинку кресла-дивана, Стеблюк закрыл глаза и начал равномерно, неторопливо втягивать в себя, как бы пить воздух, и еще медленнее, почти незаметно выдыхать его. Дыхательная гимнастика по системе йогов всегда помогала ему обрести форму, но на этот раз заметного облегчения не принесла и она. Опанас Юрьевич поднял набрякшие веки. Сухая, побитая крупными порами кожа его лица отсвечивала нездоровой бледностью. И бессонная ночь, и затянувшийся в связи с непогодой перелет, и возраст, бесспорно, давали знать о себе, но все это, взятое вместе, отняло у него сил меньше, чем изнуряющие мысли о внезапном выбросе на «Первомайке». У Стеблюка было такое ощущение, словно в том, что случилось на ней, есть и его личная вина…

Он родился и вырос в Донбассе. Работал лампоносом, коногоном, рубал уголь. После рабфака руководил шахтным комитетом профсоюза. Затем был направлен в Московскую горную академию. Стал горным инженером. Побывал и заведующим шахтой, и управляющим трестом, возглавлял крупнейший угольный комбинат. Потом Опанаса Юрьевича поставили на отдел в Совете Министров, а вскоре назначили заместителем председателя Совета Министров. И вот два десятилетия он занимается промышленностью республики.

Опанас Юрьевич не мог упрекнуть себя в недостаточном внимании к технике безопасности, особенно к безопасности работ в горной промышленности. Двадцать лет изо дня в день он направлял усилия тысяч и тысяч ученых, инженеров, рабочих на то, чтобы укротить красного петуха, разбойничавшего в шахтах и рудниках, приручить гремучий газ, унять коварный нрав угольной пыли. И все, что было сделано за эти годы, дало ему право, выступая на республиканском совещании горняков, заявить:

«Горная промышленность имеет надежное научно-техническое обеспечение и мы уже сегодня можем исключить подземные пожары и взрывы из числа явлений, угрожающих жизни шахтеров и сохранности горных предприятий».

Но так сказать о явлении, которое привело его на «Первомайскую», он пока что не мог. И потому, что он еще не мог сказать этого, подспудное чувство как бы личной вины саднило ему душу.

Чтобы избежать внезапных выбросов, надо «разрядить» пласт, отобрать у него избыточный метан. Ученые предложили для этого бурить короткие, по пять — семь метров, дренажные шпуры; производить сотрясательное взрывание; пронизывать пласт длинными, на всю лаву, скважинами, создавать в них высокое давление воды и тем самым разрыхлять угольный массив или смещать его, производя так называемый гидроотжим. Каждый из этих способов имеет свои преимущества и недостатки, дает хорошие результаты на той или иной шахте, но полной гарантии… Способа, который предупреждал бы выбросы наверняка, — пока нет. А порой случается и так, что работы по предупреждению внезапных выбросов сами вызывают их.

Опанас Юрьевич был недоволен результатами исследований в этой области и сейчас, откинувшись на спинку кресла-дивана, мысленно вел откровенный разговор с отдельными учеными.

«Вы сбрасываете со счетов, — обиженно оправдывались доктора и кандидаты наук, — что благодаря применению мер, предложенных нами, плотность выбросов — их число на один миллион тонн добытого угля — уменьшилось более чем в пять раз!»

«Отдавая должное вашим усилиям, нельзя уйти от неумолимого факта: выбросы все еще есть, а ни одна из предложенных вами гипотез не стала фундаментальной теорией, охватывающей всю сложность явления, позволяющей разработать на ее основе и осуществить инженерные меры, полностью исключающие внезапные выбросы».

«Согласитесь, Опанас Юрьевич: поставленная перед нами задача крайне сложна, взаимосвязана с процессами, закономерности которых науке еще неизвестны».

«Соглашаюсь. Полностью. Но и вы согласитесь, что создавать и отправлять в мировое пространство космические корабли и станции, доставлять на Луну и водить по ней луноходы, посылать на Венеру аппараты-лаборатории, проникать в тайны атома и заставлять его энергию служить человеку тоже, видимо, было нелегко и представляло немалую сложность, однако…»

Раздался бой настенных часов. Стеблюк вздрогнул, обретая бодрость, уверенно оттолкнулся от кресла-дивана и бесшумно вошел в кабинет директора шахты.

Все члены правительственной комиссии и приглашенные на ее первое заседание уже сидели вокруг длинного — чуть ли не от стены до стены — стола. Свободным оставалось лишь председательское место. Опанас Юрьевич поздоровался, неторопливо оглядел собравшихся. Слева от него расположились: заместитель министра угольной промышленности Козюренко, председатель Комитета Госгортехнадзора Окатов, секретарь обкома партии, министр гособеспечения, областной прокурор, председатель ЦК профсоюза угольщиков; справа — Килёв, Виктин, Богаткин, Колыбенко, Тригунов, начальник горноспасательных частей области Клёстик. Настроение у всех было подавленное. Стеблюк сразу заметил это и сделал над собой усилие, чтобы не выдать своего душевного состояния. Открыв заседание, он старался придать ему спокойный, деловой характер.

— Предлагается заслушать два вопроса. Первый — «Оперативный план аварийно-спасательных работ», второй — «Результаты обследования семей шахтеров, застигнутых выбросом». Какие будут дополнения? Нет? Итак, по первому вопросу…

Тригунов направился к стенду, увешанному планами горных работ, схемами, эскизами. Указка потянулась к ватману, на котором были показаны выработки горизонта 1030.

— Выброс произошел…

— Всем тут собравшимся, — остановил Тригунова Опанас Юрьевич, — уже известны место и обстоятельства выброса. С результатами разведки также, видимо, все знакомы. Начинайте с оперативного плана.

Тригунов перешел к эскизу участка «Гарный», сжато изложил порядок аварийно-спасательных работ, заключил:

— Если не возникнет непредвиденных осложнений, собственно горноспасательные работы будут завершены за пять с половиной суток.

— Вопросы? — привстал Стеблюк.

— Есть, — в полный голос отозвался Окатов, словно опасаясь, что его вопрос может задать кто-то другой. — На чертеже показано: вентиляторы, проветривающие откаточный, работают на отсасывание. Это не ошибка?

— Нет, — сказал Тригунов. — Вытяжная вентиляция — единственный в нашем случае способ избавиться от неизбежной при уборке угля запыленности.

— А вам известно, — настойчиво продолжал Окатов, — что прохождение пылевого облака по стальным трубам может привести к накоплению на них статического электричества?

— Да, — отрывисто бросил Тригунов.

— И вы знаете, — не унимался Окатов, — что его напряжение может достичь значительной величины, а разряд способен взорвать угольную пыль?

— Предусмотрено заземление, — приглушая в себе досаду, ответил командир отряда.

— Оно гарантирует безопасность? — с азартом допытывался начальник Госгортехнадзора.

— А вы что ж, — вмешался Стеблюк, — хотите предложить более совершенное техническое решение?

Окатов стушевался:

— К сожалению…

Всем стало как-то неловко. Создалось такое впечатление, будто бы председатель Комитета Госгортехнадзора республики учинил допрос Тригунову лишь затем, чтобы показать свою осведомленность в сложных физических проблемах. Но намерения щегольнуть эрудицией у Окатова не было, просто сработал профессиональный инстинкт: к любому действию применять правила безопасности и технические нормы, от которых в аварийных условиях нередко приходилось отступать. И каждый раз, когда обстоятельства вынуждали на такой шаг, в нем, помимо его воли, пробуждался дух противодействия. Так произошло и сейчас.

Наступила заминка. Ее нарушила невнятная реплика Виктина.

— Вы что-то хотели сказать, Олег Михайлович? — обратился к нему Стеблюк.

— Извините, Опанас Юрьевич, — с достоинством ответил Виктин, давая понять, что он вовсе не хотел привлекать к себе внимание заместителя председателя Совета Министров, что все, мол, как-то само собой получилось.

— Говорите, говорите, — приободрил его Стеблюк, заинтересованный не столько тем, что сказал Виктин, — он, собственно, ничего не сказал, — как тем, о чем, как показалось Опанасу Юрьевичу, тот умолчал.