Классическая проза

Одиночество монарха давно вошло в поговорку. Одиночество нашего фараона увеличивалось еще и тем, что его отделяли от всех остальных людей не только происхождение и сан, но и мировоззрение. Ему очень хотелось узнать, нет ли других, думающих так же, как он. Он пытался беседовать с посланцами чужих земель, переписывался с монархами других государств, но они либо хвалили своих богов, не говоря ни слова о египетских, либо в угоду фараону превозносили египетских богов в ущерб своим собственным, что, однако,…

Хотя на маркизе не было ни пудры, ни тигровой шкуры, я с первого же взгляда, силою озарения, узнал в ней вакханку моего отца. Двадцать пять лет, прошедшие с того времени, не могли уничтожить всех следов ее красоты. Только выражение лица изменилось, равно как и платье. Одета она была в черное, а тройной подбородок, важная улыбка, торжественный и просветленный вид ясно давали понять, что она ударилась в набожность. Впрочем, она приняла меня как нельзя более радушно. Без лишних слов она предоставила…

— День рождения, — сказал спокойно Муни. — День рождения! Сколько же тебе лет? Муни неуверенно ответил (он и сам не знал, так ли это): — Пятьдесят. Он всегда отсчитывал свой возраст со времени великого голода, когда он ростом как раз сровнялся с оградой вокруг деревенского колодца. Ну, а если голод теперь наступает чуть не каждый год, разве можно определить что-нибудь точно? Лавочник еще пуще разошелся, увидев, что вокруг собралось несколько человек, чтобы послушать и прокомментировать происходящее.…

— Ты еще о боге будешь разговаривать! — вскипает он. — Ах ты, такой-сякой!.. Но чего мне бояться? Я чист, как золото! Как сказано: «Не придирайся попусту», что означает: кто чеснока не ест, от того и не пахнет… И черта твоему батьке, — и дело с концом! И все было бы хорошо, но на то и Богуслав! Может разве вытерпеть богуславец, когда кто-то получает деньги за здорово живешь? И пошли писать бумаги, то есть доносы. Многие посылали по почте, другие потрудились явиться собственной персоной в страховое…

— Моя мадам Соня считается с ней как с прошлогодним снегом! — откликнулась Златка-черная, горничная Сони. — У нас в доме… — Твоя мадам, — перебил ее Фройка, — тоже неспроста прикатила. Но подождите немножко — ффью!!! (Тут Фройка протяжно присвистнул.) Твоя мадам, все напасти на ее голову, тоже не брезгает сплетнями. Зачем она оговаривает родную сестру? Меня самого она мучила и терзала три дня и три ночи подряд, — расскажи ей, что делает Маркус, куда каждый день ходит, кому пишет записки, почему…

— Спасибо, раба. Я помогла ему надеть пальто и потихоньку погладила его по спине. Он рассеянно сел. Один из его друзей велел принести ещё пива, я хотела захватить и кружку Владимира Т***. — Нет, — сказал он и положил свою руку на мою. От этого прикосновения рука моя беспомощно опустилась, он это заметил и сразу отнял свою руку. Вечером я два раза молилась за него на коленях у кровати. И целовала правую руку, которой он коснулся. Я была счастлива. III Однажды он подарил мне…

 Она вся побледнела и тихо сказала:  — Ради бога, не говорите так громко, нас могут подслушать.  Мой неудачный дебют немало смутил меня, я отважно пустился в пространное рассуждение о французской драме. Она говорила очень мало, все тем же мягким музыкальным голосом и как будто все беспокоилась, не подслушивает ли кто-нибудь. Я тут же в нее влюбился, страстно, безумно, а неопределенная атмосфера загадочности, которая ее окружала, лишь сильнее разжигала мое любопытство. При прощании — она вскоре…

Но, когда он ближе познакомился с Хьюи, он полюбил его не меньше за его живой, веселый нрав и за благородную, бесшабашную душу и открыл ему неограниченный доступ к себе в мастерскую. Когда Хьюи вошел, Тревор накладывал последние мазки на прекрасный, во весь рост, портрет нищего. Сам нищий стоял на возвышении в углу мастерской. Это был сгорбленный старик, самого жалкого вида, и как сморщенный пергамент было его лицо. На плечи его был накинут грубый коричневый плащ, весь в дырьях и лохмотьях; сапоги…

Царица продолжала: — Какие у нее глаза, рот, цвет лица, грудь? Валтасар протянул к ней руки и воскликнул: — Позволь мне взять перышко, которое прильнуло к твоей шее, и я отдам тебе половину моего царства вместе с мудрецом Сембобитисом и евнухом Менкерой. Но она встала и, звонко рассмеявшись, убежала прочь. Когда вернулись волхв и евнух, они застали своего господина погруженным в раздумье, что не было ему свойственно. — Государь, уж не заключил ли ты выгодный торговый договор? — спросил…

Визг. Слава Богу. – Папа! Папа! Тут змея! Мужчины вскакивают, загорающие женщины подымают головы. Аннабел негромко советует: – Держитесь от нее подальше. Сэлли, склонив голову в платочке набок, спрашивает: – Они не опасны? Аннабел улыбается в тени парасоли. – Всего лишь ужи. Сэлли встает, присоединяется к Полю и Питеру, уже стоящим в углу террасы, у парапета с расставленными по нему горшками герани и нависающими над водою агавами. Кэтрин снова откидывается, отворачивается. –…

У дверей она останавливается, придает своему лицу обычное, слащаво-приветливое выражение и только после этого отворяет дверь. В комнате сидят три гостьи. Жена управляющего имением и жена лесничего — такие же упитанные, с такими же одутловатыми щеками и жирными подбородками, как у госпожи Мейер. Третья гостья отличается от них худобой, изможденным лицом, длинным горбатым носом. Отличается она и тем, что ее величают не сударыней, а просто мадам. При появлении госпожи Мейер и ее дочери гостьи тоже…

Падрони попытался улыбнуться. — Ну, что вы, мистер Уитмор… Не хотите же вы унижать свою нацию? Уитмор покачал головой. Его голос стал вялым, словно его мучил легкий сплин. — Я просто констатирую давно известный факт. Признание — первый шаг к исправлению… Взять, например, вас. Ваш предок, по всей вероятности, приехал сюда, будучи простым рабочим. Как пролетарий низшей категории и «гринер», [1] он, вероятно, мучился в джунглях Чикаго, которые весьма выразительно, хотя и несколько преувеличивая…

— Да, супруга господина пастора умерла как истинная христианка, примирившись с богом и людьми. И господину пастору следовало бы проявить больше самообладания. Слишком сильная привязанность к покойнице может произвести нежелательное впечатление на паству. Мы должны принимать не только блага, ниспосылаемые нам господом, но и крест, который он порою возлагает на нас. — А как же, господин пастор! Вы совершенно правы. Она была такая добрая… Разгладив складки на рукавах талара, фрау Корст вытерла глаза.…

Это были по большей части воспитанные и религиозные люди. Они охотно соглашались приготовиться в последний путь. С ними священнику было приятнее иметь дело, чем с анархистами, которые выставляли его за дверь, нередко с кощунственными словами. Политикой он ничуть не интересовался. Когда дворник, владелица молочной или тюремный врач приставали к нему со своими мнениями, он старался избегать разговоров. Дворник был ярым приверженцем Войковича, молочница втайне обожала короля-узника, а врач-нигилист…

Жизнь Томаса Уэйнрайта вполне естественно укладывается в триаду, которую, говоря о нем, сформулировал Суинберн; надо лишь признать, что его репутация едва ли выглядела бы оправданной, если бы не достижения по части ядов. Впрочем, одни филистеры судят о человеке по грубым этим меркам Чего он достиг. Наш юный денди стремился не столько свершить нечто, сколько чем-то стать. Он находил, что сама Жизнь есть искусство и ей присущ тот или иной стиль — в не меньшей степени, чем он присущ искусствам, дающим…

До самой темноты он читал, грезил, упивался одиночеством. Сосредотачиваясь на одних и тех же мыслях, становился острее его ум, вызревали еще смутные идеи. После каждых каникул он возвращался к наставникам более рассудительным и упрямым. Изменения не ускользали от них. Проницательные, хитрые (ремесло приучило к глубочайшему исследованию души), они понимали, что этот непокорный ученик не будет содействовать славе их дома; поскольку семья была богатой, проявляла равнодушие к будущему сына, они тотчас…

— А какая она? — заинтересовался Гриць. — Немножко выше тебя… беленькая, хорошенькая, с каштановыми волосиками… с карими глазками… с серебряным голоском… Ты полюбишь ее… вы будете вместе играть, яички катать, взапуски бегать… — А она не пришибет меня? — Нет, она добрая, ласковая, — успокаивала Гриця тоскующая мать, но и от мысли о своей нежно любимой дочурке глаза ее уже загорались счастьем. — А ведь правда, вот-вот должна приехать ваша Леся, Анна Павловна, — заметила и молодица, сажая в…

Всего этого больше нет. Все это уничтожено огнем и топором безжалостного варвара — солдата. Ты разграблен, Аквиднек, но ты по-прежнему богат. Ты по-прежнему остаешься островом Мира, колыбелью Любви; каждая пядь твоей земли освящена шагами влюбленных, каждый выступ твоих утесов помнит эту старинную историю. * * * Ньюпорт [9] , год 18**, разгар сезона. Апартаменты одной их лучших американских гостиниц — «Океанхауз» — с окнами, обращенными на запад. На третьем этаже — длинный балкон с видом…

Виласа сам посоветовал продать Тожейру, однако он никогда не одобрял намерения Афонсо избавиться от дома в Бенфике, пусть даже стены его и были свидетелями многих семейных бед. Подобное, говорил Виласа, случается со всеми стенами. Теперь же семейство Майа не имело в Лиссабоне, кроме необитаемого «Букетика», дома, пригодного для жилья, и если Афонсо в его возрасте предпочитал покой Санта-Олавии, то его внук, юноша избалованный и светский, проводивший каникулы в Париже и Лондоне, не желал после завершения…

— А! Человек был изумлен. Несколько минут он смотрел вверх и снова между двумя нескончаемо долгими стонами ветра испустил крик, но уже короче и тише: — А! Потом он опять пошел дальше, но не так быстро, как раньше. По движениям его головы можно было угадать, что он, напрягая взор, старался разглядеть то очертания реки, то голую вершину противоположного склона, где лишь кое-где редкими черточками маячили тонкие деревца, то неясно белевшие впадины и выступы высокого откоса, у подножия которого…