Классическая проза

Александр Дюма Черный тюльпан. Учитель фехтования Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2012 ISBN 978-966-14-4570-2 (fb2) Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства Электронная версия создана по изданию: Дюма А. Д68 Черный тюльпан. Учитель фехтования: романы Александр Дюма; пер. с фр. Г. Зингера, И. Васюченко; вступ. материалы Р. Трифонова и Е. Якименко; худож. Д.…

В пятом часу она обедала дома с мужем. Его простота, здравый смысл и добродушие приводили ее в умиление и восторг. Она то и дело вскакивала, порывисто обнимала его голову и осыпала ее поцелуями. – Ты, Дымов, умный, благородный человек, – говорила она, – но у тебя есть один очень важный недостаток. Ты совсем не интересуешься искусством. Ты отрицаешь и музыку, и живопись. – Я не понимаю их, – говорил он кротко. – Я всю жизнь занимался естественными науками и медициной, и мне некогда было интересоваться…

* * * Сибирская роза Не следует краснеть, заимствуя у народа средства, служащие к его излечению. Гиппократ Если в прошлое выстрелишь из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки. Восточная пословица Александру Ильичу Фёдорову – сибирскому Далю 1 Крайние дни осени отходили, отмывались в тяжёлых, неистовых дождях. Рывучие, пенкие ручьи потопно заливали улицу. Врач-онколог Таисия Викторовна Закавырцева, возвращаясь с работы, привернула в продуктовый, взяла молока, пельменей,…

Никто не ожидал появления в тихом Ллиддвудде нового жителя. Он возник в сельском мирке Ллиддвудда, где каждая мелочь – на виду и на слуху, без какого-либо предупреждения и буквально ниоткуда, точно упал в этот мирок с неба. Внезапно, из ничего, очутился тут как тут. Поговаривали, правда, что незнакомца будто бы видели сходящим с лондонского поезда, после чего он не колеблясь направился прямиком в старый Манс, не объяснив ни одной живой душе своих намерений. Впрочем, как намекал тот же хорошо осведомленный…

Вдова молча пожала плечами. – Вы думаете, Николя ничего не угрожает, матушка? А вообще-то вы, пожалуй, правы… Старуха просила его быть к семи вечера на набережной Бийи, прямо против пристани, и ждать там человека, который хочет с ним поговорить: вместо условного знака он назовет имя Брадаманти. И то сказать, ничего опасного в такой встрече нет. А Николя, может, потому задерживается, что, должно быть, прихватил чего по дороге, как позавчера, когда он слямзил это вот белье, унес его из лодки зазевавшейся…

Під час цих мандрів у нього визріває тверде рішення стати письменником. Тепер у літературі він бачить своє покликання і єдиний свій шлях у житті. Повернувшись додому, Лондон з усією серйозністю береться за справу: посилено займається самоосвітою, багато пише, працюючи по п'ятнадцять годин на добу, розсилає свої твори по журналах, але редакції їх повертають, іноді навіть у нерозпечатаних конвертах. А ще треба було заробляти на прожитковий мінімум, не гребуючи найтяжчою і найбруднішою роботою, як у…

– Мисс Харрингтон! Сюда приедет девочка? Как здорово! – воскликнула Нэнси, вспомнив о своих младших сестренках, которые озаряли солнечной радостью ее родной дом на Куличках. – Здорово? – желчно откликнулась мисс Полли. – Пожалуй, это не самое уместное слово. Однако я, как порядочная родственница, намерена сделать для нее все, что предписывает мне долг. Надеюсь, никто не сможет упрекнуть меня в отсутствии доброты. Нэнси словно водой окатили. – Разумеется, мэм. Я просто подумала, что девочка…

И человек сидел на скале, опустив голову на руку, и смотрел на картину безотрадного. Он взглянул вниз на беспокойные кустарники, и вверх на громадные первобытные деревья, и еще выше на шумное небо и багровую луну. А я лежал под покровом лилий и следил за движениями человека. И человек дрожал в одиночестве, но ночь убывала, а он все сидел на скале. И человек отвратил свой взор от неба и взглянул на мрачную реку Заиру, и на ее желтые зловещие воды, и на бледные легионы водяных лилий. И человек прислушивался…

– Понадобится – черта вытащим из аду… Скулили все – обуться не во что, шинелей нету, стрелять не знаю чем… А вон она – ишь ты… – И говоривший тыкал пальцем в сторону вагонов, указуя, что речь ведет про красноармейцев. – Почитай, тыщу целую одели… – Сколько, говоришь? – Да, надо быть, тыща, а там и еще собирается – и тем все нашли. Захочешь, найдешь, брат, чесаться тут некогда – подошло время-то он какое… – Время сурьезное – кто говорит, – скрепляла хриплая октава. – Ну как же не сурьезное.…

Надо сказать, что форт Доброй Надежды далеко на севере, за Полярным кругом, куда редко ступает нога человека, и когда среди ночи к вам невесть откуда является этакий бродяга, подсаживается к огню и сыплет такими словечками, как «прогуляться» на Юкон и «заглянуть» в форт Доброй Надежды, самое время встать и протереть глаза. И я огляделся: брезент, защищающий от ветра, под ним – сосновые сучья, на которых я на ночь расстилал меховые одеяла, увидел мешки с провизией, фотографическую камеру, пар от дыхания…

Мне незачем останавливаться здесь на первом предсказании, ибо сама история моей жизни лучше всего покажет, сбылось оно или нет. О втором предсказании я могу только заявить, что если я не промотал этой части моего наследства в младенчестве, то, стало быть, еще не вступил во владение ею. Впрочем, лишившись своей собственности, я отнюдь не жалуюсь, и, если в настоящее время она находится в других руках, я от всей души желаю владельцу сохранить ее. Я родился в сорочке, и в газетах появилось объявление…

Итак, мы начинаем. Глава первая Приезд В самый разгар лета один ничем не примечательный молодой человек отправился из Гамбурга, своего родного города, в Давос, в кантоне Граубюнден. Он ехал туда на три недели – погостить. Из Гамбурга в Давос – путь не близкий, и даже очень не близкий, если едешь на столь короткий срок. Путь этот ведет через несколько самостоятельных земель, то вверх, то вниз. С южногерманского плоскогорья нужно спуститься на берег Швабского моря, потом плыть пароходом…

Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу. Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой. Но столько злобного презрения уже…

В пятом часу она обедала дома с мужем. Его простота, здравый смысл и добродушие приводили ее в умиление и восторг. Она то и дело вскакивала, порывисто обнимала его голову и осыпала ее поцелуями. – Ты, Дымов, умный, благородный человек, – говорила она, – но у тебя есть один очень важный недостаток. Ты совсем не интересуешься искусством. Ты отрицаешь и музыку, и живопись. – Я не понимаю их, – говорил он кротко. – Я всю жизнь занимался естественными науками и медициной, и мне некогда было интересоваться…

Вы въезжаете в город по шоссе 58, мимо прядильни и электростанции, мимо вереницы негритянских хижин, по улице, застроенной белыми некогда домишками с железной кровлей и тоскливым пряничным кружевом резьбы на карнизах террас, мимо дворов, где листья деревьев млеют и никнут от зноя, и сквозь вежливый шепот восьмидесятисильного верхнеклапанного (или какой там у вас) на скорости сорок миль слышите жужжание июльских мух, ввинчивающихся в зелень. Таким я застал Мейзон-Сити в последний раз – почти три…

– Ванька слишком много болтает, – вздохнула я, не желая развивать тему. – Но за комплимент спасибо. Он кивнул и с самым серьезным видом сосредоточился на дороге. Я машинально залипла взглядом на предплечье Арсения, которого мой сын именовал не иначе как Арсэн. Оно было испещрено вязью разноцветных татуировок… – Нравится? – поймав меня на поличном, поинтересовался парень. Я поспешно отвела взгляд и испытала совершенно идиотское чувство, понимая, что щеки мои залил румянец. – Мне все равно,…

Его мать была очень хороша собой. На каком-то чествовании Тургенева возле знаменитого писателя сочли нужным посадить первых московских красавиц: то были Екатерина Павловна Леткова, впоследствии Султанова, сотрудница «Русского Богатства», в которую долгие годы был безнадежно влюблен Боборыкин, и Александра Дмитриевна Бугаева. Они сидят рядом и на известной картине К.Е. Маковского «Боярская свадьба», где с Александры Дмитриевны писана сама молодая, а с Екатерины Павловны – одна из дружек. Отца Белого…

Стук в дверь – эдакая веселенькая, бравурная россыпь – прервал его раздумья. Не успел Андерсон ответить: «Войдите», – как в дверях появилась фигура, при виде которой, будь его совесть хоть чуточку нечиста, он бы опасливо вздрогнул. Сморгнув, он вгляделся снова, но увидел то же, что и в первый раз, – человека в полной полицейской форме, при полицейском поясе и пистолете. Лицо под кепи было на редкость красивое – худощавое, живое, тонкой и четкой лепки. Глаза, сейчас чуть налитые кровью, вот уже…

Затем отец настойчиво и очень благожелательно стал упрашивать меня не ребячиться, не бросаться, очертя голову, в омут нужды и страданий, от которых занимаемое мною по моему рождению положение в свете, казалось, должно бы оградить меня. Он говорил, что я не поставлен в необходимость работать из-за куска хлеба, что он позаботится обо мне, постарается вывести меня на ту дорогу, которую только что советовал мне избрать, и что если я окажусь неудачником или несчастным, то должен буду пенять лишь на злой…

В пятом часу она обедала дома с мужем. Его простота, здравый смысл и добродушие приводили ее в умиление и восторг. Она то и дело вскакивала, порывисто обнимала его голову и осыпала ее поцелуями. – Ты, Дымов, умный, благородный человек, – говорила она, – но у тебя есть один очень важный недостаток. Ты совсем не интересуешься искусством. Ты отрицаешь и музыку, и живопись. – Я не понимаю их, – говорил он кротко. – Я всю жизнь занимался естественными науками и медициной, и мне некогда было интересоваться…