Классическая проза

— Очень скучный способ, по-моему, — сказала миссис Тандлфорд. — Я как раз собиралась показать всем вам фотографии, которые сделала в Венеции прошлым летом. — Вы показывали их нам вчера вечером, — поспешно произнесла миссис Куверинг. — Те были сделаны во Флоренции. Они совсем другие. — О, ну, в общем, мы посмотрим на них когда-нибудь…завтра. Вы можете оставить их внизу в гостиной, и потом все смогут посмотреть. — Я хотела бы показать их, когда все собрались вместе, потому что мне следует сделать…

— Теперь, Виктор, ты должен пойти и купить хорошую куклу для твоей кузины Берты. Она подарила тебе чудесную коробку солдатиков на день рождения, и ты должен сделать ей подарок в ее праздник. — Берта — жирная маленькая дура, — произнес Виктор голосом, столь же громким, как у его матери, и еще более убежденным. — Виктор, нельзя так говорить. Берта — не дура, и она совсем не толстая. Ты должен пойти и выбрать для нее куклу. Пара вошла в магазин, исчезнув из поля зрения двух уличных детишек. …

— Я думала, что должна сообщить вам: акварельный эскиз моей Элен приняла Гильдия Скрытых Художественных Талантов; его собираются выставить на летнем вернисаже в галерее Хэкни. Это будет настоящая сенсация в художественном мире — боже правый, что же случилось с вашим садом? Его там нет! — Суфражистки! — быстро сказала Элеонора. — Разве вы не слышали об этом? Они ворвались сюда и все разрушили минут за десять. Я была до того убита горем, что все полностью расчистила; я разобью сад снова, руководствуясь…

— Ура! Я подстрелил большого ястреба! — Если точнее, вы подстрелили осоеда. Эта курочка — из одной из немногочисленных пар осоедов, гнездящихся в Великобритании. Мы строжайше оберегали их в последние четыре года; все егеря и вооруженные деревенские бездельники на двадцать миль вокруг были вынуждены — предупреждениями, подкупом и угрозами — уважать их святость, а за похитителями яиц тщательно следили в сезон размножения. Сотни любителей редких птиц восхищались их портретами в "Кантри Лайф". А теперь…

— Он в этом году занят очень важной работой, не так ли? — спросила Лина. — «Землевладение в Туркестане», — ответила леди Проуч, — он как раз работает над заключительными главами, и они требуют всей возможной концентрации. Именно поэтому я так стараюсь избежать каких-либо неудачных волнений в этом году. Я приняла все меры предосторожности, которые смогла придумать, чтобы добиться бесконфликтности и абсолютной гармонии; единственные два человека, в которых я не совсем уверена — это Аткинсон и Маркус…

— Госпожа, я желал бы, чтоб эти две подушки были великанами, твоими врагами, тогда я свернул бы им шею. И, говоря так, он сжал их с такой силой, что ткань лопнула и взлетело облако белого пуха. Одна пушинка покружилась минутку в воздухе и упала на грудь царицы. — Государь, — сказала Балкис краснея, — почему ты хочешь сразить великанов? — Потому, что я люблю тебя! — ответил Валтасар. — Скажи, — спросила Балкис, — хороша ли вода в колодцах твоей страны? — Да, хороша, — ответил удивленный…

При виде его монсеньер радостно воскликнул: — А, господин аббат, добрый день! Мы с господином викарием как раз говорили о вас, когда мне доложили о вашем приходе. Мы говорили, что вы самый выдающийся проповедник в епархии и что ваши великопостные проповеди в храме святого Экзюпера несомненно свидетельствуют о великом даровании и великой учености. Аббат Лантень покраснел. Он был чувствителен к похвалам, и враг рода человеческого мог проникнуть к нему в душу только через врата гордыни. — Монсеньер, —…

Каждый приход обладает собственным угодником, заваленным поручениями не хуже депутата. Имеются святые для виноградника, для зерна, для скота, для реви в животе, для зубной боли. Латинское воображение опять населило небеса множеством подвижных образов и превратило еврейский монотеизм в новое многобожье. Оно расцветило евангелие богатой мифологией. Оно восстановило дружественные отношения между божеским и земным миром. Крестьяне требуют чудес от своих святых покровителей и ругают их последними словами,…

Обширные фрагменты мемуаров в переводе Я.Блоха, одного из переводчиков «Сказок», приведены в «Хрестоматии по истории западноевропейского театра», под редакцией С. Мокульского, М.: Искусство, 1955). Всего в этом капитальном издании приводится 8 таких фрагментов, общим объёмом около 15 страниц печатного текста. Тексты касаются моментов личной жизни Гоцци, его литературной полемики с драматургами Гольдони и Кьяри, его взаимоотношений с актёрами труппы Сакки, устройства венецианского литературного общества…

Почти в самой середине узкой расщелины, открывавшейся моему дремлющему взору, покоился на лоне реки круглый островок, одетый роскошною зеленью. Берег до того сливался с своим отражением, что оба, казалось, висели в воздухе — и светлые воды так походили на зеркало, что невозможно было сказать, где кончается изумрудный дерн и где начинается хрустальное царство воды. Я мог охватить одним взглядом восточную и западную оконечности острова и заметил странную разницу в их внешнем виде. Западный край…

Разбирайте как угодно эти и подобные действия, — вы увидите, что они проистекают только из духа превратности . Мы совершаем их просто потому, что чувствуем, что не должны совершать. Иного об'яснения невозможно придумать; и мы готовы бы были приписать эту извращенность прямому внушению дьявола, если бы иногда она не приводила к добру. Я распространялся обо всем этом для того, чтобы дать хоть сколько-нибудь удовлетворительный ответ на ваш вопрос, — об'яснить вам, как я попал сюда, — указать хоть…

Отсюда берет начало его литературная деятельность, напряженная и плодотворная, оборвавшаяся только с его смертью в 1977 году. Его творческое наследие обширно и разнообразно. Оно включает семь романов: «Они унаследуют смех» (1945, роман не был опубликован), «Отныне и вовек» (1953), «Некоторые примчались бегом» (1958), «Красная черта» 1962) [1] , «Смерть примет тебя» (1967), «Веселый месяц май» (1971), «Только позови», опубликованный посмертно в 1978 г. [2] ; повесть «Пистолет» (1959) [3] , сборник…

Стэдмен потерял дар речи. Он ничего подобного не ждал. — Через десять дней, — срывающимся голосом произнесла Корнелия, — моему мужу будет шестьдесят. И я не знаю, сколько нам придется ждать, прежде чем мир проснется и осознает, что он — один из величайших художников всех времен. — Она закусила губу и подавила рвущиеся наружу рыдания. — Какая-то важная шишка от искусства сегодня вечером написала в газете, что мой муж — какой-то неумеха. — Она заплакала. — Прекрасный подарок к дню рождения человека,…

Только мечты, мечты дерзкие и несуразные, способны удержать душу в телесной оболочке такого Гажи! Ведь верно же? Словом, Гажи, который обитал в этой деревне, был убогим, сгорбленным старикашкой. Лет ему было, пожалуй, побольше шестидесяти. А вот сердце его и характер с возрастом ни капельки не состарились. Деревня это знала и, конечно, считала это святое, наивное жизнелюбие Гажи заурядной придурковатостью. Никому в деревне, даже самому распоследнему сопливому мальчишке, в голову не приходило звать…

Были тут и богачи помельче — турок Зекирья с братьями Осман-беем и Юсуф-беем, чье имение находилось на берегу реки, протекающей между Бадемликом и Гавром. Жители Бадемлика засевали пшеницей и овощами свои клочки земли, выкорчевывали пни, очищая участки от камней и валунов. Полученного урожая едва хватало на три месяца. Но жить-то было надо, и крестьяне, поднявшись чуть свет, захватив с собой ломоть хлеба и головку чеснока, уходили в дремучий лес. Целый день карабкались они по нахмуренным скалам,…

Придите в мои объятия; я приму вас с любовью, я разделю и облегчу ваши горести, и мы вместе поплачем, если только слезы у нас еще не иссякли. Глава вторая Изгнание и одиночество Мне было двадцать лет; озаренные последними лучами майского солнца, распускались уже поздние цветы, а я покидал милую родину: мрачный гений, распростерший в ту пору крылья над повергнутой в ужас Францией, бесчисленными своими приговорами обрекал на изгнание [1] и цветущих юношей и расцветающую природу. …

В отличие от Запада последних трех десятилетий, Россия начинает свою программу строительства «общества знания» в аномальных и неравновесных условиях — в ходе продолжающегося демонтажа и беспорядочного разрушения прежних структур производства и использования знания, унаследованных от советского строя. Это процесс цивилизационного масштаба. Инерция его исключительно велика и он еще вовсе не остановлен после 90-х годов. Задача «строительства в условиях разрушения» чрезвычайно сложна и по необходимости…

Размаўляючы так, ішлі яны праз рынкавую плошчу да карчмы. Прыцемак гусьцеў. Стаяла ціхае зімовае надвор'е; неба завалаклі хмары, і было сыра, пахла талым сьнегам. З дахаў падалі кроплі, плошчу пакрывала брудная мешаніна са сьнегу і саломы. У гарадку зь яго бездапаможнымі, аблезлымі хацінамі было гэтак жа маркотна, няўтульна, як і ў касьцёле. Сям-там у вокнах сьвяціліся агеньчыкі; дзённая мітусьня суцішылася, і толькі ў карчме катарынка грала аберэк. Іграла яна, заклікаючы гасьцей. У карчме не было…

У нас появился новый адвокат, доктор Буцефал. Очень немногое в его внешности напоминает о тех временах, когда он был скаковым жеребцом Александра Македонского. Однако посвящённому в детали кое-что заметно. Хотя на днях я видел, как и вполне обычный судопроизводитель, стоя на ступенях парадной лестницы, удивлённо разглядывал адвоката с видом маленького завсегдатая скачек, когда тот, высоко поднимая ноги, с цоканьем спускался по мраморным ступеням вниз. В общем и целом, бюро одобряет нового служащего.…

Я был в крайнем смущении: мне предстояла срочная поездка; тяжелобольной ждал меня в деревне, в десяти милях расстояния; сильная снежная метель заполняла пространство между мной и ним; у меня была повозка, лёгкая, с большими колёсами, подходящая для наших сельских дорог; закутанный в шубу, с докторским саквояжем в руке, я уже стоял, готов отправляться, на дворе; но коня не было, не было коня. Мой собственный конь пал в ночь перед тем из-за переутомления этой ледяной зимой; моя служанка бегала сейчас…