Проза прочее

Я родилась в Сомали. Росла в Сомали, Саудовской Аравии, Эфиопии и Кении. В Европу я приехала в 1992 году, когда мне было двадцать два года. В Голландии я стала членом Парламента, сняла фильм вместе с Тео, а теперь живу под охраной и езжу в бронированных автомобилях. В апреле 2006 года голландский суд постановил, что я должна покинуть убежище, взятое в аренду у государства: было решено, что мои соседи могут чувствовать себя в опасности, пока я живу с ними в одном доме. Затем встал вопрос о лишении…

Настоящие же мужики стоически переносят удар, как футболисты в штрафной, мол, знали на что шли, когда приглашали даму в баню. По вызову! Неторопливо, как жвачные животные переваривают неприятную новость, осознают необходимость скорейшего начала лечения, возможные последствия. И… вот тут у них сразу появляются вопросы. Впрочем, немногочисленные. Всего на две темы. Соблюдать ограничения? Как же это? Невозможность и далее прожигать жизнь по собственному хотению и распоряжаться своим драгоценным здоровьем…

Однажды Юра пригласил Рената Игоревича на свой семинар – выступить перед студентами. Точнее, студентками. В вузе, где подвизался Юра Билинкис, оседали в основном выпускницы гуманитарных школ. В подавляющем большинстве – провинциалки с крепкими нервами, голенями и отчаянным желанием прописки в столице. Ренат Игоревич безошибочно угадывал таких, еще со времен собственного высшего образования. По блеску в глазах, загоравшемуся при словах «моя бабушка, коренная москвичка» или «родись я не в Москве, а…

– Наверное, ты прав. – Констанция тяжело вздохнула. – Я не уверена, понимает ли мать вообще, что Фэйт отсутствует. Но отец хочет, чтобы она вернулась. – Что ж, желаю ему удачи, – язвительно отозвался Джордж, снова зажигая трубку и пуская клубы дыма. – Он уже послал ей телеграмму? – Он пытался. И не раз. – Она взяла в руки окаменелый наутилус, любимый экземпляр из коллекции мужа, и нежно провела по нему рукой. – Но теперь он хочет сделать кое-что более радикальное. Джордж изумленно повел бровями,…

-Повторюсь ещё раз!Мне не нужен этот мир без теб…-я не успела договорить и провалилась в обморок. Очнулась я в больничной палате.Алекс сидел рядом со мной с белым,как смерть лицом:-Господи,я думал что ты умерла…Никогда больше не пугай меня так и никогда больше не повторяй этого.Как ты себя чувствуешь? -Не обещаю,что смогу больше не повторять.Просто "кровопускание"(как я это называю) не даёт мне думать о тебе.Послушай,я не могу сама понять что я чувствую и тебе голову морочу.Может и не…

– Представляешь, Катерина, какое Степаниде подспорье будет? Говорила Настя, что Леньку поставят бригадиром полевых работ. А в поле-то – и солома, и сено, и кукуруза… да все, что надо в хозяйстве. Понятно, что это и во дворе Степаниды будет. Своя рука – владыка. Мария жадно слушала разговор, у нее перед глазами все еще шагал статный парень в военной форме. Когда засыпали, она, не выдержав, спросила сестру: – Галь, скажи, правда же этот Ленька такой, как картинка, красивый? Галя ответила ровным…

[На обороте конверта: Обрати внимание: пес Бендико – очень важный персонаж, практически ключ ко всему роману. Завещательное письмо может быть полезно для понимания глубины писательского таланта. Оно составлено в стиле таких писем, но в то же время выдает доверительные и сердечные отношения с адресатом и свидетельствует о тщательном выборе слов и построении фраз. Не иначе, сказалось чтение Стендаля. Для Джо Май 1957 Дорогой Джоитто! Хочу, чтобы и после того, как опустится занавес,…

Мать снова встала между ними. – Родненькие мои, Ваня, Сережа… Ведь два года не виделись. Что же ты, Иван, опять за свое? Но отец снова, на этот раз еще сильнее толкнул ее. Она упала и ударилась об угол печки. На лице у нее появилась кровь. Сережка не выдержал и неожиданно для себя тоже толкнул отца. Отец повалился, но оперся о стенку и быстро встал на ноги. – А-а-а… – зарычал он как зверь, – щенок, на отца руку поднял… И он начал махать руками по-настоящему. Внешне Сергей казался…

Когда я впервые читал рассказ Софьи Никитиной «О превратностях любви и дружбе народов» , в голове, почему-то, неотвязно звучала песня Леонида Осиповича Утёсова: «Ах, что такое движется там по реке, белым дымом играет и блещет металлом на солнце. Ах, что такое слышится там вдалеке, эти звуки истомой знакомой навстречу летят…» И мой проснувшийся внутренний слух, вдруг, начинал восстанавливать в памяти давно забытый припев: «Ах, не солгали предчувствия мне, да, мне глаза не солгали. Лебедем белым…

Почему-то она плохо помнила дни рождения своего детства, от которых остались лишь отдельные детали и общее чувство праздника. Она не помнила тех детей и взрослых, которые усаживались в этот день вокруг круглого стола в большой светлой комнате, не помнила разговоров за столом и подарков, которые получала и которые, как ей теперь казалось, не имели для нее большого значения. Скорее всего, это были книги, известно же, что «книга – лучший подарок». Книги она все прочитывала, но не научилась еще тогда…

Белье Маша стирала в речке, как и все бабы. Спустившись к плесу с полным тазом грязных рубашек, простыней и наволочек, Маша, опрокинув таз на землю, сладко потянулась и вдруг замерла от странного чувства наполненности во всем теле. Будто живительные токи побежали по венам, и не было ни жары, ни усталости – только необычайная легкость и гибкость в членах. Маша представила себя кошкой, греющейся на подоконнике, но готовой в любой момент ловко взорваться, и, представив, зажмурилась в предвкушении чего-то…

*** Может ли человека позвать к себе город? Нет, не друг, в нём проживающий, не реклама турфирмы, не мечта о его посещении и не наводящий на мысль о поездке сон, а сам город, лично? Теперь я точно знаю – может. Для какой такой цели – это уже совсем другой разговор. В Барселону я, признаться, рвалась давно. Но всё как-то откладывала до лучших времен. Пока Барселона сама меня не позвала. Метафизическим образом, разумеется. За два месяца до своего пятидесятилетия, несколько удручённая предстоящим,…

Это тот пробуждающий переломный момент, когда девочка перерождается – становится зрелой и внутренне сильной женщиной (в чувственном и общественном смысле). Женщины из деревни, их судьбы наполняют Анику радостью и помогают ее превращению в волшебном ритуальном танце, в котором душа Аники находит свою истинную силу и красоту. Когда после обряда она возвращается домой к мужу, то полностью меняется ее супружеская жизнь, так как муж чувствует и одобряет ее преобразование; здесь важный момент – когда…

– Кто ты такой и как тебя зовут? – спросил Тамино. – Меня зовут Папагено. Неужели ты не слыхал обо мне? – воскликнул смешной человечек. – Так слушай! И он запел: – Известный всем я птицелов, Я вечно весел. Тра-ля-ля! Меня все знают, стар и млад, Хоть я не знатен, не богат. Всё, что ты видишь вокруг, – продолжал Папагено, – это владения Царицы Ночи, ты попал в её царство. А я служу ей – ловлю для неё пташек. – Уж не ты ли спас меня, не ты ли убил змею? – спросил Тамино. – Ну…

Поначалу кажется, что Гэлакси – это бородатый, татуированный человек с непринужденной манерой поведения и мягким голосом. Но если копнуть глубже, то можно обнаружить 45-летнего еврея из Нью-Йорка, который любит и понимает кошек, как никто другой». – Лайла Морган Уайлд, «The Boomer mu e». Предисловие Я – кошачий бихевиорист. В девяноста девяти случаях из ста, когда я произношу это, мой собеседник спрашивает: «Кто?» – Кошачий мозгоправ? – Я молчу. Бессмысленный взгляд. – Кошкин доктор? Заклинатель…

Я же так не думал, и когда с Востока подул перестроечный ветер, решил уехать в Россию, потому что чувствовал острую необходимость увидеть мир из его эпицентра, а развал СССР был одной из самых горячих точек в истории. Впрочем, как и его создание. Поэтому из Праги я перебрался в Калининград. Может, испугавшись континентальной России, может из-за того, что там уже пару лет жил мой одноклассник. До Москвы я добрался позже, и без калининградского опыта она бы съела меня, а я не люблю, когда кто-то…

Замысел романа, действие которого должно было происходить в большом свете, в свете самом утонченном, – отдельные хрупкие и мимолетные элементы этого романа мы медленно и кропотливо собирали, – я бросил после смерти брата, так как был убежден, что невозможно успеть в этом в одиночку… потом я вновь принялся за него… и он будет первым романом, который я намереваюсь издать в будущем [2] . Но напишу ли я его теперь, в моем возрасте? Это мало вероятно… и настоящее предисловие имеет целью сказать молодым,…

Одно мгновенье за все четыре года. Оно охватило все на свете. Через каких-то пару недель вы уже будете в Европе – как говорят, колесить по земному шару, изучать исторические места и просто потрясать этот чертов мир, но сейчас, в этот самый момент, вы на пределе всего возможного и невозможного. Твоя мама видит и понимает это, но теперь ты смотришь на фото и не можешь не думать о том, что в тот самый миг ваши сердца бились в унисон и в каждой из вас было то чувство – чистое и бесконечное чувство, –…