Проза

Такой эгоизм поразил ее. Это цинизм или необдуманность? — Вы хотя бы подумали, что заставляете этого мальчика смотреть фильмы не его возраста? — спросила она. — Никогда не рано начинать обучаться жизни. — Но жизнь, это совсем не это! — Конечно, это, — сказал он, моргнув и посмотрев ей прямо в глаза, — Именно это! Только это! И это очень забавно, поверьте мне! Смущенная, она наклонилась над рукой месье Дюбрей и заработала пилочкой так резво, что металл засвистел, обрабатывая ноготь. Оба надолго…

— Моя будущая книга это ты, мое черное солнце, мой любовник, прокравшийся по веревочной лестнице, крылышки дикой бабочки, луч и слеза! — Ха! Соло! Ты меня чаруешь, — заскулил Бруйеду. Он любовался в экстазе на это красивое существо, высокое, плотное и светловолосое, лицо её светилось в полутьме комнаты, как лампа. После шестимесячной связи с женой своего директора фирмы «Измерительные инструменты — МИНУС », Жак Бруйеду не верил своему счастью. Да, он был худ, черноволос и холост, но он никогда…

Виталик очнулся, когда у него был жар, но скоро болезнь прошла. Он вновь встретил на катке Фурсову в синем трико, возле неё были мальчики, она смеялась, ему стало так горько и тоскливо, что он заплакал, и ему стало очень легко. Серебряный мизинчик Катя все время грустила и чего-то ждала. Все дети смеялись над ней, она убегала от них и сидела около кладбища. Как-то одна старая женщина подошла к ней и сказала: ты хорошая девочка, все твои желания сбудутся, и ты будешь самой счастливой, только…

В 1797 году, устав от кочевой жизни по ярмаркам и деревням, овернец осел в Лиможе и там женился на дочери вдовца жестянщика, по имени Шампаньяк. После смерти тестя он купил дом, где и обосновался на постоянном месте со своею торговлей железным товаром, пробродив года три перед этим вместе с женой по окрестным деревням. Совиа сравнялось пятьдесят лет, когда он женился на дочери старого Шампаньяка, но и ей, пожалуй, было не меньше тридцати. Девица Шампаньяк не отличалась ни красотой, ни привлекательностью;…

Luitpold[ tra e] 27 b v. Bardeleben Berlin W Глубокоуважаемый Александр Валентинович, мне сообщил В. Я. Грецкий, что вы хотите получить кое-какие сведения обо мне. Вот они: родился в 1899 г. в Петербурге. Кончил Кэмбриджский университет (зоология и романские языки) в 1922. Последние годы прожил в Германии. Женат. Написал три романа (Машенька, 1926, Король, Дама, Валет, 1928, Защита Лужина, 1930 — все три изд. «Слово») и сборник рассказов и стихов («Возвращение Чорба», 1929). Не знаю,…

— 41526-004, — пробормотал я, еще не продрав глаза. По номеру меня называли чаще, чем по имени, и я затвердил его наизусть. — Собирай свое дерьмо, — приказал он. — Ты уезжаешь. Я наконец проснулся. — В самом деле уезжаю. — Я покидал Эль-Рено. В Эль-Рено, штат Оклахома, находятся пересыльные учреждения Федерального бюро тюрем, где под охраной сотен тюремщиков содержат от одной до двух тысяч заключенных. Каждый, кто подлежит переводу из одной федеральной тюрьмы в другую, проходит через Эль-Рено.…

А годы неслись непрерывной чередой… Поднималась, росла юная княжна, удивляя окружающих людей своей смелостью, ловкостью и неслыханною удалью. Она скакала по горам на своем коне, джигитовала [6] на диво, карабкалась, как дикий джайран, [7] по утесам. А какие песни она пела со своей молоденькой теткой, сестрой матери, Бэлой, приезжавшей к ней в гости, в Джаваховский дом, из родного аула Бестуди! По вечерам слушала она рассказы старой Барбалэ, верной, доброй служанки, выняньчившей черноокую…

Все эти мысли были знакомы литератору, все эти истины были ему известны. Он знал: та же игра, то же жадное, благородное и безнадежное стремление к чему-то значительному, вечному, самоценному, побуждавшие его исписывать бумажные листы, побуждали к этому и других – генерала, министра, депутата, элегантную даму, ученика торговца. Все люди тем или иным способом, разумным или неразумным, стремились превзойти себя и добиться невозможного, воодушевляемые тайной мечтой, ослепленные блеском предшественников,…

Ваш ход, Россия! - Ну и пошли ты ее в ее большую задницу ! - Не дрейфь, я уже именно это и сделал. Лучшего она не заслуживает. - Все бабы сволочи. Только ты к ним с душой - а они тебя мордой об стол. - Да, это уж точно. …. - Ладно, май фрэнд, надо как-то развеяться. Есть какие-нибудь идеи? Может того … травки? Раскумаримся… - Нее… меня еще со вчерашнего дня тошнит … я тебе тут не компания. Вот пивка …. пивка бы можно было глотнуть. - Пивка … мм… нот а бэд айдиа, да? - Ну чего,…

Перед ним на коленях стоял аккуратный и невозмутимый Ирвинг и методично закатывал штанины его брюк с черными атласными лампасами. Ирвинг увидел меня, но, как обычно, решил не замечать. Он был подручным мистера Шульца, выполнял его поручения и ничем другим, казалось, не интересовался. Сейчас он закатывал штанины черных брюк. У Ирвинга была впалая грудь, редкие волосы, алкоголическая бледность и характерная для бывших алкоголиков сухая прозрачная кожа, а я знал, что значит бросить пить, чем они платят…

Он вполне допускал и даже надеялся, что его далекие предки имели внешность, но по своей скромности старались поменьше показываться на глаза, вот внешность и атрофировалась у них за ненадобностью. Им-то, покойным предкам, она, может, и не нужна, а как Калашникову без внешности ей показаться? Да, была у него она, его единственная, — такая же голь перекатная, как и он: ничего не имела, даже внешности. Калашникову она нравилась тем, что всегда его повторяла. Так бывает, когда перекатывается эхо в горах:…

— С добрым утром, на улице совсем весна. — Доброе утро, — бормочет из-за бумаг девушка-курьер. Он кладет шапку и вешает плащ. Вот уже около тридцати лет он оставляет здесь свои верхние вещи. Сейчас на вешалке шесть плащей и столько же шапок. Одна из них женская. Рано же они пришли. Недостает только двоих. Должно быть, Хенрикссона и Мякеля. Они всегда являются последними. Обычно я прихожу первым. Это старомодно, хотя я и воображал, что моя преданная служба снова войдет в моду. С этой верой я прожил…

— Когда? — Да только что. — Я и не заметил. — Я подтвердил бы. — Что? — Он опрокинул тебя. — Я уже извинился. — Чертовски пить хочется. И опять два дня зубы болят. — От жажды? — Нет, от этой железяки на голове. Куда едешь-то? — В Сюсмя. — Передавай привет. — Кому? — Тууле Суома. — От кого? — От меня. — А где ее там искать? — У кирки, в потребительской лавке. — Лавки закроют раньше, чем я доберусь туда.; — Да ее там и нет, — вспомнил Хуттунен. — Кого? …

Я поклялась ей поставить всех на ноги и добиться, чтобы ее поместили в приют. Она подчинилась уговорам н вернулась в Центр. Я вся кипела, глядя, как она входит в дверь, с опущенной головой, волоча ноги. Это красивая девочка, неглупая, очень славная, и она просит только работы. Ей же калечат юность — ей и тысячам других. Завтра буду звонить судье Баррону. Как давит Париж! Даже несмотря на мягкие осенние дни, эта тяжесть гнетет меня. Сегодня вечером я чувствую какую-то необъяснимую депрессию.…

Уже в сенях отца Паисия встретил запах лекарств и то неуловимое, сопровождающее присутствие тяжело больного в доме настроение, которое определить словами нельзя и которое можно только прочувствовать. Бледная полоска света, игравшая под недоходящими до пола дверями, помогла пришедшим найти и самую дверь. Сапожник пошел первый, за ним проследовал батюшка. В комнате, освещенной огарком, находилось несколько женщин. Они о чем-то усиленно совещались, чуть приниженными голосами, окружая постель, или, вернее,…

— Как ощущения, сынок? — спрашивает его Терри. — Как тебе большой мир? — Не знаю. — Рядом с Терри он всегда себя чувствует маленьким мальчиком. Вся его напускная бравада, все попытки отгородиться, поставить заслоны — с Терри они не нужны. — Он и вправду большой. Он вдруг понимает, что «большой мир» — это не просто образное выражение. Здесь все такое большое… Улицы широкие, дома высокие, горизонт необъятный, и даже маленькие магазинчики — все равно большие. Огромные…

Который, как мне кажется, может подойти к основной территории повествования. Но голая правда в том, что нет ничего, достойного широкого замаха, ничего глобального и напыщенного в том, как всё начиналось, ничего особо достойного в моём столкновении на улице с Верноном Гантом одним вечером пару месяцев назад. А с этого, я думаю, действительно и стоит начать. Глава 2 Вернон Гант. Из всех разных отношений и изменчивых структур, что могут существовать в современной семье, из всех возможных…

Проходит срок — и тою же улицей опять топают другие солдаты. Их ведут лощеные офицеры в новеньких мундирах с какими-то овальными бляхами на высоко вздернутых передках фуражек. Но вот и от них уже нет следа! Проносятся конники в запыленных буденновках, похожие в своих суконных шлемах на былинных богатырей, и снова идут солдаты. Те, что пели когда-то песни и несли над головами красные кумачовые платки. «Дай, девчина, напиться!» — и босоногая маленькая девчонка пулей летит домой, чтобы сейчас же…

– Какие, все же, приятные, эти ушлые. Надо будет им тоже сделать что-нибудь приятное... Особенно ушлые полюбили нового Главного указующего пальцем. И он тоже полюбил их. Главный указующий был из прежних и плохо знал, куда ему теперь пальцем тыкать. Ушлые сильно помогли в этом. Они подсказывали Главному, куда надо правильно показывать пальцем... За это он сделал ушлых своими помощниками и поручил им трудное дело – раздать то, что было в стране, разным дядям. –Уж, ушлые сделают все, как надо.…

В свою очередь, не обращая больше внимания на капитана, Роберт Баррингтон принялся рассматривать берег. Как он и ожидал, береговая линия оказалась низкой, да и река Вэйхэ, с трудом переваливавшая через свои собственные песчаные наносы при впадении в море, тоже не воодушевляла. Ну-с, по крайней мере приятно, что имеющаяся у него информация до сих пор подтверждалась. А если приближающаяся флотилия и впрямь проявит вдруг враждебность… в таком случае наконец найдется работенка для орудий большого калибра…