Проза

..... Прошел год. После бойни — победа; после победы — дележ; и тогда победителей оказывается больше, чем было сражавшихся. Таков обычай всякой войны. Отпраздновали годовщину, и на празднествах живые пожинали славу павших. Это тоже обычай. В этот торжественный день три наших храбреца встретились во второй раз. Никто из них не участвовал в торжестве, однако все трое вновь свиделись в этот день... На этот раз встреча произошла в убежище правонарушителей и злоумышленников — под тюремными сводами,…

Если супрефект женат, все дамы наперебой ухаживают за его женой, превозносят ее, восхваляют; потом, собравшись небольшой компанией, рвут ее на части, поливают грязью все то, что раньше хвалили в ней; за ней следят, шпионят, ее в чем-то подозревают, на нее клевещут. В дни торжеств супрефект появляется в парадном мундире — повод для разговоров в течение целой недели. Ежели он что-нибудь скажет, двадцатикратное эхо повторяет его фразу; если он молчит, то пространно рассуждают о его молчании: молчаливый…

Молодой человек. Четвертку мерилендского табаку, пожалуйста. Господин Мушине. Сейчас такого нет: остался только обыкновенный табак, сударь... Молодой человек уходит. — Боже мой! Видишь, жена, он хотел меня прощупать, этот негодяй! Но я тоже здорово провел его! — Да скажи, наконец, Мушине, в каком квартале бунтуют? — Бунт еще не начался, женушка. Но все-таки приготовь мой мундир, а то, дай им только волю, они, чего доброго, назначат на вечер собрания выборщиков и провозгласят республику…

Горе гражданам, остающимся в Париже по воскресеньям в хорошую погоду. Нет ничего более печального; утром — в городе движение: все уезжают за город; днем — вместо обычного шума везде тишина; вечером — запертые лавки, пустые и унылые улицы, свидетельствующие о том, что большинство жителей в отъезде. Но так как воскресный день не длиннее остальных, он, как и остальные дни, кончается в полночь, и в этот час возрождаются движение, толкотня и шум — характерные элементы, составляющие очарование больших…

Министр пристально взглянул на говорившего «Глобиста» [3] и ответил: — Это весьма дельно. — Что вас останавливает? — воскликнул какой-то господин, по виду канонир национальной гвардии. — Нужно избавиться от всех недовольных! Оказывая помощь Бельгии, вы получите места и раздадите их. Предприняв войну, вы добьетесь мира внутри страны и пойдете вперед... Иначе вы погибнете! — Ох!.. — сказал министр. Все четверо, один за другим, схватили бедного человека и встряхнули его так основательно,…

Доктровея-Бальбина Всеотбога — женщина пятидесяти восьми лет, маленькая, кругленькая; лицо у нее цветущее и спокойное, выражение блаженное, вид заискивающий, степенный, болтовня ее носит мистический характер: в ее устах и сплетня хранит в себе оттенок апостольский, римско-католический. Это тип — средний между привратницей и настоящей святошей. Мадам Всеотбога дает напрокат стулья в церкви миссионеров. Стоит посмотреть, как она в воскресенье за поздней обедней выполняет свои полужреческие обязанности…

В три часа он мчится на биржу, сокрушается о гибели корабля, оплакивает судьбу собрата — жертвы банкротства, дает приказ о покупке и продаже ренты, выслушивает или распространяет ложные слухи. В пять часов он присутствует на собрании акционеров. В шесть часов он за туалетом. В семь часов он обедает у Вэри или у «Провансальских братьев». В девять часов он в ложе театра Буфф или Оперы. В полночь он бросает столбики золота на карточный стол или отваживается на тур вальса с богатой наследницей.…

Это происходило в Китае, вскоре после нашествия татар. Я называю татарами то полчище разбойников с плоскими носами, которое во главе со своим вождем перескочило в один прекрасный день через великую стену (о! это был поистине прекрасный день!) и ринулось на империю Конфуция, чтобы разодрать ее в клочки; поскольку эти скоты страшно изголодались, обычные ресурсы не могли их удовлетворить. Были введены новые налоги, и введены они были на все решительно. Китаец не мог шагу ступить, слова сказать, даже…

Бедный богач! «Силуэт», 18 февраля 1830 г.

Он поджидал его на углу улицы Дофина и улицы Контрэскарп. Там, искусно рассчитав удар, он стукнул его молотком по лбу, между глаз, и убил его, в девять часов вечера, на людном месте, не смущаясь присутствием прохожих... Сколько наследств получают таким путем — при помощи железа или яда!.. Едва нанеся удар, он угрем скользнул в соседние улицы, а потом грязным, вонючим Коммерческим переулком, который тогда не освещался, вышел на площадь Одеона и жадно вдохнул свежий вечерний воздух; недрогнувшей…

— Уезжаю я по делишкам, милостивые господа. Если что — не взыщите с парнишки, — молод он, робок. Не забудьте, поучите его. Лысый купец отозвался за всех: — Поучим. Зевнул и отправился спать… Ставились сходни… Когда пароход отчаливал от пристани того города, где буфетчик собирался устраивать дела, мать и сын стояли у перил и махали платками отцу, пришедшему последний раз проститься с ними. Ветер трепал белыми платками, и полоса воды, между пароходом и пристанью, все ширилась и ширилась.…

Дело сразу потеряло вкус и приняло странный оборот: вовсе я ни на чем не настаивал; лично мне это не приносило никакой пользы и являлось затеей чисто филантропической, а выходило так, будто Туркин сделал мне какое-то одолжение, а я за это, с своей стороны, должен взвалить на свои плечи ответственность за Клусачева. Я промолчал, а про себя подумал: — Бог с ними. Зачем мне возиться… Туркин пусть забудет об этом разговоре и закажет этот верх кому-нибудь другому. Но Туркин относился ко мне поразительно…

— Двадцать семь рублей, да наградные. — Вот как! Прямо-таки мужчина. Ты помнишь, Егор Ильич, покойного Астафия Иваныча Бердягу. Это его сынок, Володя. Гость Егор Ильич отнесся к Бердяге не менее любезно — как настоящий светский человек. — Да? — сказал он задумчиво. — Так, так. Служите? — Служу, — радостно отвечал Бердяга, еле скрывая свою гордость, так как чувствовал себя центром внимания многочисленных визитеров Остроголовченки. — А, где? — В технической конторе братьев Шумахер и Зайд,…

— То есть, как серьезно? А как же можно иначе позировать? — Я хотел сказать: не устаете? — О, нет. Привычка. — И, неужели, совсем раздеваетесь? — Позвольте… А то как же? — Как же? Я вот и говорю: не холодно? — О, я позирую только дома, а у меня всегда 16 градусов. Если хотите, мы сейчас можем поработать. Вам лицо, бюст, или тело? — Да, да! Конечно!! С удовольствием. Я думаю — тело. Без сомнения, тело. — У вас ящик в передней? — Какой… ящик? — Или вы с папкой пришли? Карандаш?…

— Как же вы так допустили до этого? — Да мы-то что же… Мы тут не при чем. — Подозрение на кого-нибудь имеете? — Никакого подозрения. Я убеждена, что это что нибудь загадочное. Ходит, роняет вещи и разговаривает… — Сколько же их душ? — Кого? — Вот этих… призраков?! Привидений? — А почем я знаю. Вероятно, одно. — Но вы говорите — он разговаривает. Не может же он сам с собой разговаривать? — А я не знаю. Вам лучше знать — может он, или не может. Околоточный обладает чрезвычайно…

— Нет, нет, уж вы не отвертитесь. Поедем, чепурыхнем (или чебурахнем — не помню). Когда мы вернулись и сели на место, я спросил Тугоуздова: — Кто это такие, твои друзья? — А черт их знает, — беззаботно отвечал он, не отрывая бинокля от глаз. — Чем они занимаются? — Так просто… Москвичи. Кажется, хорошие ребята. Впрочем, я фамилию-то ихнюю забыл. Не то Кертинг и Полосухин, не то Димитрюков и Звездич. Тот, что Звездич, очень хорошо анекдоты рассказывает. И закончил несколько неожиданно:…

— Да…. гм… бывает. Бывает, что и устраиваются. — То-то и оно. Я бросил на него исподлобья быстрый взгляд и, уверившись, что он по прежнему безмятежен, перевел разговор. — Лазаренку давно встречали? Он засмеялся. — Ох, батенька! Лазаренка этот прямо какой-то пренесчастный тип! Сколько раз я к нему ни захожу, ни звоню по телефону — все нет дома. Все, вероятно, романы с дамами. Конечно, он холостой человек, но, ведь, так и известись можно. На-днях звоню к нему — будто его голос по телефону:…

Мы в ужасе вскочили и обернули лица к дверям, в которые кто-то вошел. — Нет, не он! Да уж вы не беспокойтесь… Он явится, проклятый! И здесь меня найдет. Притащится! — Амус лешос, — сказал я своему другу, из деликатности затемнив фразу. Но опытное ухо бывшего вагоновожатого уловило смысл этих слов. — Ничего, я не сошел с ума. Вот увидите — явится! Слушайте же, что дальше было. Едва только колесо наехало на лапу покойнику, как он зашевелился, задергал руками, и ну — орать, что есть мочи! Эти…

(Материалы для психологии). У детей всегда бывает странный часто недоступный пониманию взрослых уклон мыслей. Мысли их идут по какому-то своему пути; от образов, которые складываются в их мозгу, веет прекрасной дикой свежестью. Вот несколько пустяков, которые запомнились мне: I. Одна маленькая девочка, обняв мою шею ручонками и уютно примостившись на моем плече, рассказывала: — Жил-был слон. Вот однажды пошел он в пустыню и лег спать… И снится ему, что он пришел пить воду к громадному-прегромадному…

Маргаритов, потрясенный, стоял над нею и спрашивал: — Что такое? Что случилось? — Гга-а-а! Ахха-ха-ха-а! — А ну вас, — сердито сказал Маргаритов. — Если вам так весело — веселитесь в одиночестве. — Ах-ха-ха-ха-а! Отойдя от нее, Маргаритов подумал с досадой: — Ничего не понимает. Наверное, дура. В тот же день Маргаритов свел знакомство с другой дачницей — прехорошенькой докторшей. — Часто бываете у моря? — хитро спросил он. — Не особенно. — Хотите я покажу вам один чудесный…