Проза

Телефонный звонок вызвал меня к редактору. Там тоже все выглядело как обычно. Лампа с треснувшим абажуром бросала на стол рваный пучок света. Руки редактора тонули в гранках. Сизыми слоями плавал табачный дым. Он уже не убирался в форточку и лениво бродил по углам в поисках выхода. Не поднимая головы, редактор сказал: — Нужна рыба. Понимаете? Это уж ваше дело, куда вы поедете. Главное, чтобы был материал. Передовики. Люди, дела, планы. Ну и что-нибудь такое лирическое о рыбе вообще, о том, зачем…

– Вишь какой умник нашелся! Весь в папашу! – раскричался он. – Я три ночи тружусь – точу, точу, все (пальцы себе порезал, а он, видите ли, является – давай обратно меняться! – Гляди-ка! – говорю я. – Ну, и не надо! Диво какое, стальная пластинка! Мало валяется их у нас на чердаке? Внукам и правнукам хватит! Итак, у меня есть все, что нужно. Теперь осталось только одно дело: содрать с дивана «кедровое дерево». Выбрал я для этого самое подходящее время: мать была в лавке, а отец после обеда прилег…

Но не тут-то было. Мать не перестает наступать: – У тебя, наверное, лучшие братья, чем у меня, да! Знатней, почтенней, добрей, богаче, да! – Ну, довольно! Будет уж! Конец! Оставь ты меня в покое! – кричит отец, нахлобучивает шапку и выбегает из дому. Отец опять потерпел поражение, а мать и на этот раз победила. Она всегда побеждает, и не потому, что она у нас верховодит, но потому, что дядя Герц… Потому что дядя Герц – богач, а мы его бедные родственники, всего лишь его родня. 3 Что собственно…

Он еще немного ковыряется в колесике, и часы еще раз бьют тринадцать. Отец, бледный, со вздохом слезает с табурета, останавливается посреди комнаты, смотрит на потолок и, жуя кончик бороды, разговаривает сам с собой: – Бьют тринадцать… Что же это такое? Что бы это могло означать? Будь они испорчены, они бы остановились. В чем же тут дело? Надо понимать так: спружинка… – Что ты мудришь: спружинка, спружинка? – говорит ему мать. – Берут часы и исправляют. Ты ведь мастер!.. – Что ж? Может, ты…

– Vehoodom – Адам! ioda – познал! Возьми эти пуговицы! e chave – Еву! i chtoi – свою жену! Дай мне рожок, а я тебе за это дам потянуть из моей папиросы! Я чувствую в своей руке его теплую руку и несколько маленьких, гладких, скользких брючных пуговиц. Мне не нужны пуговицы, у меня нет рожков, и я не курю папирос. Но мне нравится разговаривать таким образом, и я отвечаю Бене тем же напевом, раскачиваясь вместе со всеми: – Vatahar – и она зачала! Кто тебе сказал. ., vateiled – и она родила! –…

В том же суворинском издании были собраны в том числе необходимые сведения о Пушкине. Именно собраны, смонтированы, почти как у Вересаева. Не обзор, не очерк, а именно монтаж: биографическая канва, описание внешности, решающие отзывы критики. Читатель узнавал основное: как протекала жизнь Пушкина, как он выглядел, что думали о нем некоторые современники и потомки… Всего этого было очень мало, поистине собрано было самое необходимое, однако на небольшом примере видно, что удалось сделать Вересаеву…

Итак, выросла она, Роза, и воспитание получила надлежащее, как полагается в интеллигентном доме. Мать и сама за этим присматривала, да и я малость следил за ее образованием, и не малость, а по-настоящему, — можно сказать, почти все свое время отдавал ребенку, заботился, чтобы ее учили, воспитывали лучшие учителя, чтобы она не опаздывала в гимназию, чтобы во-время играла на рояли, чтоб училась танцовать, — за всем этим следил я, я один. Кто ж еще? И делами вдовы к тому же интересовался. Не то всё…

Оксана Бердочкина Безумная математика Я понимаю уровень абсолют, когда стою в окружении нескольких тысяч дверей, что расположены в коридорах бесконечности, каждая дверь имеет свой номер и каждый номер настолько неестественен, что мне ощущается в этом некая математическая болезнь. «Безумная математика», – думаю я и поправляю свою весеннюю юбку в яркую оранжевую шахматную клетку. Благодаря темным цветам каждая несущаяся на меня дверь, словно обрыв, не то что-то новое созвучное с жизнью. Я жду свет,…

Январь 2007

«Бывают ли алые ночи? Бывают, ведь ты навещаешь меня, когда ночное небо становится невыносимо багровым. Так я увидела три Парижа. Ты захочешь спросить меня о написанном, указывая на мягкость перьевой подушки», – бежало в моих висках, а он мне: «Вот если бы у меня был старый изношенный лоб, мутные от жизни глаза да голос шамана, я бы надумал, предвидел и всем приказал бы не трогать селезня!». Он глядит в большое окно, опираясь на спинку белого дивана, и в стеклах этой неестественной красоты сменяются…

Первая половина романа — как будто бы несомненный апофеоз свободной любви, непосредственного чувства, не желающего связывать себя никакими ограничениями и заповедями. Олави отнюдь не циник, какими были некоторые его предшественники. Он юноша с романтической душой, умеющий видеть вокруг себя поэзию и красоту. Он остро восприимчив к красоте природы, как никто, умеет увидеть красоту женщины. Его жизнь превращается в сплошную поэму, одна сказка сменяется другой. Каждой из своих подруг Олави дарит непомерное…

2 На другой день Василий Панков выпивает коньяку на какой-то станции и возвращается в вагон веселый, беспрестанно улыбающийся и играя глазами. Василий русоголов и странно смугл лицом и телом — в деревне все его зовут Копченым. Глаза у него серые, веселые, нагловатые. Вообще же он весь подборист, суховат и щеголеват: любит шелковые рубашки, галстуки и нарочно шьет себе широкие внизу брюки. И знает, конечно, о себе, что нравится девушкам. Сближается он с ними быстро, но так же быстро расходится:…

По вечерам на кухне собиралась родня, оттуда долго неслись тоскливые песни про догорающую лучину, про мачеху, изжарившую в печи детушек, про замерзающего в степи ямщика. А напоследок, как никогда сокрушительно, отчаянно и губяще, взрывал позднюю тишину старой московской квартиры неистовый «Сергей-поп». Древняя крестьянская беда долго царила в квартире. Но вот оглушительно начинала хлопать крышка старого, кованного жестью сундука, где Катя хранила свои скромные сбережения, туго, поодиночке, раскошеливалась…

Знай он, что жена смирилась с уходом, было бы легче. Но Коба беспокоило, что речи она, возможно, лишилась от страха. Еще до смерти жены собственное существование представлялось Кобу не более чем послесловием к уже оконченной жизни. С уходом Рахелы это чувство стало неминуемо сильнее прежнего. Чем старше человек — и истина эта подтверждалась его собственным опытом, — тем труднее и труднее находить причины для продолжения жизни. Прежде, даже когда дети повзрослели, он мог уверять себя, что все…

Экипаж свернул на Гжибовскую площадь, и внезапно все изменилось. Теперь по тротуарам сновали евреи в лапсердаках и камилавках и еврейки в накинутых на голову поверх париков шалях. Изменились даже запахи. В воздухе запахло рынком — гнилыми фруктами, лимонами, чем-то сладковатым и терпким, чем-то таким, что невозможно распознать и что ударяет в нос, лишь когда возвращаешься сюда после долгого отсутствия. Шум на улице стоял невообразимый. Уличные торговцы нараспев выкрикивали свой товар — пирожки с…

«Кавказским пленником» начинается второй период пушкинской поэзии , который можно назвать отголоском лиры Байрона . Если в «Руслане и Людмиле» Пушкин был исключительно поэтом , передавая верно и чисто внушения своей фантазии, то теперь является он поэтом-философом , который в самой поэзии хочет выразить сомнения своего разума, который всем предметам дает общие краски своего особенного воззрения и часто отвлекается от предметов, чтобы жить в области мышления. Уже не волшебников с их чудесами,…

Т. на мгновение поднимает голову. Спрашивает себя, стоит ли продолжать или пора остановиться. Он хочет порвать письмо, но не делает этого и забывает листок на кухонном столе. Утром, за завтраком, его подруга пробегает текст глазами. Каждый день она читает Т. отдельные фразы. Называет письмо романом с продолжением, и они смеются. Эфина переехала в другой квартал. Если в голову приходит мысль о Т., она гонит ее прочь, Т. ничего для нее не значит, совсем ничего. Жизнь идет своим чередом, внутри Эфины…

В ходе работы с разными людьми то, что считалось недостатками пса, оборачивается его редкими достоинствами. Бу так ласково тычется мордой в ухо ребенка, что скованный страхом малыш успокаивается, расслабляется — и первые успехи уже налицо. Это история для всех. Любите ли вы собак? Не имеет значения. Прочитав эту книгу, вы сердцем увидите очень важную вещь. «Порой именно то наше отличие от других, которое на первый взгляд свидетельствует не в нашу пользу, может оказаться самым ценным». 1…

(Садится.) Де-Сильва Как это странно! Что с вами, — друг? Быть может, вы больны? Иохаи Три дня меня с радушием обычным Манассе принимал. Де-Сильва Ну, а Юдифь? Под нежный шопот песен колыбельных, Почти с пеленок волею родных, В невесты вам обещана она! Царица ваших детских игр веселых! Цветок прекрасный прославлять я смею, Хотя она — племянница моя! Иохаи Под нежный шопот песен колыбельных? Боюсь, де-Сильва, что невеста лжет!…