Проза

– Видите ли, ее тело, – объясняла Джоди, такая же танцовщица, для которой тело имело первостепенное значение и которая в свои девятнадцать уже вовсю прибегала к инъекциям ботокса, – нельзя было, в общем-то, назвать современным. Надеюсь, вам ясно, что я имею в виду? – И всем, разумеется, было ясно, что именно Джоди имеет в виду, хотя слов ей явно не хватало. Молодые женщины, решительно хлынувшие в те клубы, где демонстрировались танцы на пилоне, обладали, разумеется, фигурами самых различных типов,…

– Светлана! – Франка! Больше ничего сказать и выразить я не могла. Франка что-то тихонечко приговаривала, то сверкая каштановыми глазами, то прикрывая их густыми ресницами, а я просто гладила её и улыбалась нашему единению. Переводчики тут были ни к чему… Спустя два года я поселилась на всё лето в Италии, через месяц худо-бедно заговорила по-итальянски, и мне открылась ранимая душа сильной по характеру Франки. Как только Франка Кугузи вошла в мою жизнь, я моментально вспомнила то прозвище.…

Не откладывая, Леонид Михайлович отправился к знакомому леснику Пантелеевичу и договорился арендовать у него дом в Кодрах. Лесник, старый приятель их семьи, даже обрадовался, но, узнав причину, зло выругался. – Чёртова карга! Косит народ! – и рубанул воздух мозолистой ладонью, показывая – денег не возьмёт. – Живите так. Только живите. Вернувшись на работу, Можайский походил по кабинету взад-вперёд и вдруг заспешил домой. На улице он столкнулся с дворником Серёжей и даже пожал ему руку на прощание,…

Почему-то она плохо помнила дни рождения своего детства, от которых остались лишь отдельные детали и общее чувство праздника. Она не помнила тех детей и взрослых, которые усаживались в этот день вокруг круглого стола в большой светлой комнате, не помнила разговоров за столом и подарков, которые получала и которые, как ей теперь казалось, не имели для нее большого значения. Скорее всего, это были книги, известно же, что «книга – лучший подарок». Книги она все прочитывала, но не научилась еще тогда…

Когда я впервые читал рассказ Софьи Никитиной «О превратностях любви и дружбе народов» , в голове, почему-то, неотвязно звучала песня Леонида Осиповича Утёсова: «Ах, что такое движется там по реке, белым дымом играет и блещет металлом на солнце. Ах, что такое слышится там вдалеке, эти звуки истомой знакомой навстречу летят…» И мой проснувшийся внутренний слух, вдруг, начинал восстанавливать в памяти давно забытый припев: «Ах, не солгали предчувствия мне, да, мне глаза не солгали. Лебедем белым…

Мать снова встала между ними. – Родненькие мои, Ваня, Сережа… Ведь два года не виделись. Что же ты, Иван, опять за свое? Но отец снова, на этот раз еще сильнее толкнул ее. Она упала и ударилась об угол печки. На лице у нее появилась кровь. Сережка не выдержал и неожиданно для себя тоже толкнул отца. Отец повалился, но оперся о стенку и быстро встал на ноги. – А-а-а… – зарычал он как зверь, – щенок, на отца руку поднял… И он начал махать руками по-настоящему. Внешне Сергей казался…

[На обороте конверта: Обрати внимание: пес Бендико – очень важный персонаж, практически ключ ко всему роману. Завещательное письмо может быть полезно для понимания глубины писательского таланта. Оно составлено в стиле таких писем, но в то же время выдает доверительные и сердечные отношения с адресатом и свидетельствует о тщательном выборе слов и построении фраз. Не иначе, сказалось чтение Стендаля. Для Джо Май 1957 Дорогой Джоитто! Хочу, чтобы и после того, как опустится занавес,…

– Не хочу ни кофе, ни перекусывать, – повторяю я. – Лучше оставить место для ужина. – Вряд ли сегодня нас ждет обычный пир горой. Последнее время мама очень устает. – Но она ведь не против? Не против того, что я приеду? – Нет, она будет рада. Она рада. Мои родители хотят с тобой познакомиться. – Здесь одни коровники! Серьезно. В самом деле, по пути сплошь попадаются коровники. Я столько коровников не видела много лет. А может, никогда в жизни. Все они похожи. Где-то коровники, где-то конюшни.…

Динамик снова заскрипел. «Уважаемые пассажиры… Убедительная просьба – проявляйте взаимоуважение. Уступайте место инвалидам, пожилым людям и женщинам с детьми». Голос угрожающе зашипел и, щёлкнув, снова выключился.

Впечатления о других местах, где мы с ней побывали, отпечатались в воспоминаниях, как картинки с открыток: Верона – залитый светом прожекторов амфитеатр на фоне чернильного неба, Неаполь – лазурное море, неожиданно яркие краски фресок Сикстинской капеллы. Но наш последний день, проведенный во Флоренции, тот день, после которого моя жизнь перевернулась, я могу вспомнить весь, по минутам и шагам. Долл по утрам всегда собиралась дольше меня – она уже и тогда из палатки не выходила без полного макияжа.…

– Не знаю. Они все такие сладкие. Бетти одарила ее понимающей улыбкой. – Подождите минутку, – сказала она. – Судя по моему опыту, не люди выбирают собак. А собаки людей. Но Дженнифер не слишком ей поверила. Существуют, насколько она помнила, и другие способы выбрать себе собаку-друга: можно устроить какие-то испытания, провести что-то вроде тестирования. Но она уже и так все устроила и провела. И единственный результат, который получила, – небольшое головокружение. Дженнифер решила все же прислушаться…

Вторым по значимости человеком на пути к становлению моей личности стала Лазутина Оксана Владимировна. С ней связаны лучшие 5 лет моей жизни учебы в университете. И пусть мне иногда казалось, что в чем-то она не справедлива, а в чем-то немного строга, все же именно она из «гадкого утенка» сделала меня «почти лебедем». Почему почти? Да потому что нет предела совершенству! Благодаря этому человеку я училась именно в том университете, в котором училась и познакомилась именно с теми людьми, которых сейчас…

Седьмого сентября, едва бригады разошлись по нарядам, а дед Гаврила примостился с табуреткой у подвала, как многоголосое прощальное курлыканье донеслось с неба. Дед Гаврила задрал голову кверху, отекшей жменей прикрывая от солнца глаза, и от удивления, каким длинным был птичий перелетный косяк, даже привстал. – Ф-фю-ють! – присвистнул Гаврила. – Всем базаром и поднялись, – и долго еще смотрел им вслед. Зима предстояла длинной и морозной. Покатились слезы по щекам деда Гаврилы, то ли от солнца,…

Перед лифтами народ уже затолпился, видать, давно не было чтой-то. Джефф Мак-Лафлин, стоя тут же, возле, в таких же как у Шехтмана чунях, возмущался громче всех и говорил, что начальство на сороковом этаже нарочно велит секретаршам задерживать лифты наверху, чтобы они всегда были для них наготове, как лимузины. Увидев Шехтмана, Мак-Лафлин заулыбался, обнажая утыканные ровненькими имплантами десны: как поживаешь, я, мол, хорошо. Хорошо-то хорошо, а у самого волос осталось только на затылке перья…

Под моими ногами тут же исчезает опора, и я срываюсь в бездну…. Но полёт был не так долог, как хотелось бы – верёвка резко натянулась, не желая пускать меня дальше…. И вот теперь я болтаюсь между вечностью и землёй, чуть–чуть не доставая пальцами ног настила. … Появились зелёные круги в глазах. … Уже совсем–совсем скоро…. Но что, же это?! Вместо райского сада меня встречает жёсткая брусчатка мостовой. … Я лижу лицом вниз под эшафотом…. Я пока ещё жив. … Всё ясно – верёвка оторвалась. … Ну что же…

Мать к нему кинулась. Плачет. Медсёстры вокруг тоже плачут. Раненые недоумённо смотрят, плечами пожимают, переглядываются. Мамка ему: «Игнат, Игнатушка». Он снова в ответ: «Вам чего, гражданочка? Вы ошиблись. Я не ваш Игнат». Тут уже мы, дети, давай плакать: папка от нас отказывается. Вглядываемся, вроде похож, а вроде и нет. Я его только по фронтовой карточке помню. Он уходил на фронт – мне и трёх не было. Скажу тебе – война людей добре меняет. Мать на груди у него лежит, жмётся к нему, а он даже…

– Надо бы ремонтик тебе тут закатить. – Я всегда, пожалуйста, – с охотой выступил на центр дворницкой Гришка. – Только прикажите, – мигом отремонтирую. – Нет, нет, – задумчиво возразил управдом. – Без тебя управятся. Вещи снеси в каморку для инвентаря. Временно там поживёшь. – Да, я и сам… – попытался возразить Гришка. – Никаких сам, – отрезал управдом на прощание. – Утром придут строители, отдашь им ключи. Гришка почувствовал неладное, но всё сделал, как приказали. Квартирку отремонтировали,…

Приходилось даже слёзно выручать и даже выкупать Мильку из плена замысливших недоброе людей. Но коза стоила того. Не будь нашей бегуньи, на чём бы выросли мы с братом в те долгие годы войны? Зимы наши северные всяк знает, какие – не дождёшься, когда и кончатся. А уж если апрель пришёл, тогда и живы, слава Богу. Апрель – это мой месяц. Не то, что день рождения (кстати, я и не помню, чтобы мне его когда-нибудь в детстве отмечали)… а совсем другое. В апреле мама открывала большую комнату, всю…