Рассказ

Не знаю, сколько я проспал. Может быть, день двенадцать раз поглощал ночь — откуда мне знать, но, когда я проснулся рядом с домом по-прежнему бежал ручей. Я прислушался. Мой кабинет расположен рядом с гостиной. Сквозь закрытую дверь до меня доносились голоса и потрескивание поленьев. Невозможно, чтобы…

Доктор учтиво поинтересовался что ее беспокоит и приветливо улыбнулся. Взгляд его больших зеленых глаз неожиданно успокоил Лизу и уже расслабившись, она улыбнулась в ответ. Осмотрев девушку и выписав ей лечение, доктор протянул ей руку помогая встать с кресла. Лиза смутилась и поспешила выбежать из кабинета.…

– Здесь вот какая ситуация, – пустился в разъяснения каперанг. – Мануфактурщик Иван Аврамов и надворный советник Линьков Константин Михайлович, служивший в адмиралтействе по интендантству, учинили между собой преступный тайный сговор. Линьков так все гладко представлял, что паруса с кораблей Балтийского…

Дорогой я старался расспросить подробно Ивана о том – как, по какому случаю, когда он попал сюда, как прожил он и его товарищи почти четыре десятка лет в Германии, вне России? Старик был несловоохотлив; мне показалось даже, что его затруднял русский язык, хотя выражался он простою русскою речью; да и…

– Вот так пристыдила! – фыркнул в свою сеть старик Кобрян. Телеграфистка растерялась и сконфуженно ответила: – А, так вы так – хорошо же! – Очень хорошо! так и запишите, – упрямо ответил Кобрян. – Вы так и с женой своей будете обращаться? – окликнула ещё раз уходившего Кобряна телеграфистка.…

* * * Под сводом лазурного неба, у самого синего моря, жил великий художник. Люди называли его гением, но так ничтожно было то, что выходило из-под его рук в сравнении с тем, чего хотел он. Он хотел! Он хотел в чудном изваянии соединить всю чистоту неба, всю прелесть земли. И художник искал…

Приезжает туда, куда ехал, а там уже ждёт его телеграмма: «У Адочки скарлатина, форма лёгкая, – не беспокойся». На другой день новая: «Осложнение, – форма тяжёлая». Дело было в разгаре, даже не было утешения посылать часто телеграммы, – денег не было. На пятый день он получил такую телеграмму:…

Что делать? дети разлетелись, кто куда: один за границей, другой в Сибири: новые времена, новые песни… Уехал… Нанял приказчика. Ворует приказчик. Не терпит сердце и едет теперь тайком, как вор, в своё имение старый еврей. Как снег на голову, накроет сразу и всё узнает, сам хлеб соберёт и продаст, –…

– Жива, – сухо, шевыряясь, отвечала бабушка. – А у нас всё дела, всё дела: назмить землю хотят. – Грешили бы меньше. При стариках кто назмил, а родила земля. – Дохтура хранцузску болесть открыли. Слышь, Меркев не годится… Трусовы вся семья… Много народу погадилось. – Брешут всё дохтура, – сердилась…

– Ох-хо-хо! – потягивается, заломив руки за плечи, высокий и широкоплечий, статный, как статуя Аполлона, белокурый гусар. – Что? – одобрительно спрашивает его более пожилой сотоварищ. – Спать хочется, – добродушно и смущенно признается белокурый гусар. И все смеются, точно выдан секрет, и сквозь…

Бревна, бревна! Вверх и вниз, – держи лодки, – разобьет?! Ха-ха! Мимо!.. Какой-то турок с перепугу топор свой сует, когда каждое мгновение дорого. Вдовиченко с азартом бросает топор в воду – уже за волосы тащит ошеломленного в лодку. Они уже все тут, и мы мчимся назад… Рассказчик смолк, вздохнул…

То, что Давыдка наливал тихо, не спеша, с толком, чувством и расстановкой, не только не раздражало Андрия, но напротив убеждало его, что Давыдка хороший и толковый жид, который знает обхождение с людьми, с которым можно приятно и не спеша помолчать, подумать, а то даже и обмолвиться каким-нибудь словом.…

Самые задумчивые философы из них, не любящие подавать голоса, и те отзываются каким-то непривычным басом. Трава сверкает вся в разноцветных огнях росы и лёгкий утренний ветерок манит на простор туда, где в нежной дали спят в ясном утре леса, деревни, мельницы с своими неподвижными крыльями, пруды зеркальные.…

Самую середину дороги загородил Охватюхин горемыке-ездоку, оскалил на него свои красные, беззубые десны, подперся руками в бока и, тряся седою кудлатою бородою, с заливным хохотом спрашивал: – Што, друг, об имени-отчестве твоем неизвестны, расскажи на милость старому ямщику, у какого ты фабриканта…

– Говорят, уж народился антихрист-то? – Это точно. Тридцать годов уж прошло, как народился, и держат его за двенадцатью дверьми и за двенадцатью замками, а держат его те замки и те двери, потому как млад он очень таперича есть; а как возмужает, так двери и замки он сразу расторгнет, расторгнумши, уж…

– Что это вы, старина, словно медведь какой, в такую глушь забрались? Или по деревням-то мест нет? Солдат весело шевелит усами, приветствуя слово, сравнившее его с медведем, – и пошла история. Начинается в это время на тихом крылечке нескончаемый разговор про тридцатилетнюю службу. Оказывается из…

– Чего ж он мог смутиться! – невольно перебил я Рухнева. – Дети плакали вовсе не от вина, а что их поражала вся эта церемония! – Знаю-с это я! – подхватил он, лукаво подмигнув. – И поп это понимал, но заноза тут, чего он испугался, была не в том-с, а что, покупая красное вино по рублю серебром, он…

— Ее раздавило. Автобусом. — Ох. Извини. — Извини за что? — За то, что не заметил твоего протеза раньше. — А я думала, что заметил и просто не хочешь об этом говорить. — С чего бы это? — Большинство людей делают вид, что не замечают. — Ну, я бы не стал притворяться. — Если б даже и притворился,…

— Что я должна на это сказать? Есть что-нибудь, что вы хотите услышать? — Скажи, что расстанешься с ним, — ответил Ламбрайт. — Я был бы тебе благодарен, если бы ты дала слово. — А если не дам, оставите меня тут, на обочине? — Мы просто беседуем. Решаем вопрос. — Или изобьете и швырнете в реку?…

Она встала. — Сара? — сказал он. Поезд тронулся — не настолько резко, чтобы она потеряла равновесие, но ей все-таки пришлось сесть. Она не ответила ему ни словом, ни взглядом. Выйдя из-за столика, она отправилась в туалет рядом с пивной. Прошла под обвисшей гирляндой выцветших флажков у автостоянки,…