Рассказ

С шумом пеня воду, черный корабль промчался мимо. На корме в великолепной позе лихого морехода стоял «капитана» — сухощавый китаец, обнаженный до пояса, в традиционных ватных штанах из синей материи «дабы». Судном он управлял одной рукой, поигрывая мускулами бронзового тела, между пальцами другой — держал дымящуюся трубку с полуметровым мундштуком и крошечной чашечкой. Китаец нарочно провел джонку совсем рядом с нами. Когда поравнялись, крикнул: «Дластвуй, капитана!» Потом, мотнув головой на тревожный…

Черезъ минуту старый казакъ былъ уже въ степи. Здсь онъ перевелъ аллюръ сначала на рысь, а потомъ на шагъ. Когда разгорячившаяся лошадь успокоилась окончательно — Иванъ Захарьевичъ бросилъ поводья и опустивши на грудь сдую свою голову, сталъ думать. Было часа три пополудни. Апрльское солнце яркимъ свтомъ заливало начинающую цвсти всевозможными цвтами степь и купало въ своихъ лучахъ пвучихъ жаворонковъ и другихъ мелкихъ пташекъ. Дышалось легко… «Рыжка» съ шумомъ втягивалъ въ себя ноздрями цлебный…

Один раз, помнил Ярцев, приехали из города «заводские»: девушки в синих юбках и красных косынках, застенчивые, коротко стриженные; парни в клетчатых рубахах с засученными рукавами. Они раздавали ребятишкам картинки, самодельные игрушки и конфеты в пестрых бумажках. Около пожарного сарая устроили концерт: пели частушки про попов и кулаков, представляли сценку, как теперь баба не боится мужика… В заключение охрипшими, но дружными голосами пели знаменитую «Дуню-комсомолочку». Мужики посмеивались,…

Натаскать воды — дело получасовое. А вот три сажени дров еще оставались в лесу и мучили Варю. Сегодня, хоть и была именинница, решила, что все равно пойдет: надо же с этим кончать. Прошлый раз, когда ходила с санками в лес, заметила свежий след возле своей поленницы и увидела, что кто-то у нее дров увез порядком. Домой шла, сшибая примерзающие к щекам слезы. — Ты бы подоле канителилась! — заметила ей свекровь, когда Варя зашла пожаловаться на свою беду. — У людей все дрова давно в ограде. …

— Александр Петрович, дорогой, а ты не ошибся? А ты спазмолитики ввел? — Нет, Изабелла Игнатьевна, скорее всего, не ошибся. Это действительно перфорация и, вероятно, не свежая, перитонит разлитой. Хотя все может быть, больной и сопровождающие — народ тяжелый, все поголовно пьяны и крепко. — Ладно, присылай машину, — сказала я обреченно, мысленно чертыхаясь в разных направлениях — коллеги, больного, разнесчастной моей жизни и своего «еврейского счастья», как говорила моя подруга, когда подходила…

почти всех сама. Материал обрабатывала параллельно, не запускала. Съездила на всяческие симпозиумы и конференции в разные концы страны семь раз, опубликовала двенадцать работ, написала черновой вариант диссертации, апробировала его в Перми, куда поехала как круглая сирота — без «папы и мамы», без шефа и даже помощника е кафедры. На защиту, кстати, туда же и так же. Здорово мне выдали на апробации, все больше за противность характера, за строптивость. Не послушалась шефов, повыбрасывала клинику, как…

У кассирши были такие же, как у Ирки, огромные карие глаза, вздёрнутый носик и детские пухлые губы на слегка удлинённом, тронутом веснушками задорном лице. Сходство усиливали каштановые волосы, короткая стрижка и наполовину прикрывающая высокий лоб чёлочка. — Да я, собственно, — Марик почувствовал себя полным идиотом, — не то чтобы, но вообще-то, да, — сказал он, поражаясь тому, какую ересь несёт. — Очень люблю, — закончил он, мысленно обозвав себя напоследок развесистым олухом. — И я тоже, иначе…

Кому интересно, что она пела когда-то своим мальчишкам песни, которые сама и придумывала? Кто помнит, как пела она когда-то… она и сама уж не помнит, когда! Всё перегорело, прошло, почти забылось… осталась только обида — и не поймешь, на себя ли, на жизнь эту… на придавленные плечи, на седину, на тех, кто не знает, как она поет! Она никогда не поет на работе. Потому что здесь поют, только когда пьянки-гулянки, Новый год там какой-нибудь или восьмое марта. А впрочем, что это меняет? …

Вот ты уже засыпаешь, а мамы все нет, и еще один день твоей жизни оканчивается несбывшейся надеждой. И только я вижу, как в тот миг, когда на лицо твое серым филином падает тень сна, ты просишь того неведомо кого, кто крутит колесики этого мира, вернуть тебе маму, и холодная рука небытия сжимает сердце, чтобы отпустить — там, где надежда еще есть. * * * — Ты мать! — сердито поджатые губы, голос — обвинение в суде читать впору, да не какому-нибудь банальному вору, а не меньше чем вредителю-растратчику.…

Когда пятно исчезало, сливаясь с ядовитой зеленью моховины, рот его злорадно кривился: — Что, наклал в штаны? Погоди, всем то же будет. — И больно толкал в бок соседа: — Стреляй. Стреляй, сволочь. Девка ты или кто? Парень глубоко вздыхал, прижимал приклад к плечу — по всем правилам, как в тире, когда сдавал на ворошиловского стрелка, — и, затаив дыхание, нажимал спуск. Пожилой, потный, взлохмаченный человек пришел в себя, когда у обоих осталось не больше двадцати патронов. — А теперь…

Невидимые для глаза в своих квартирах, солисты стоят у зеркала, басисты курят на балконе, барабанщики работают в магазинах электроники. Ты идешь по незнакомому городу, а в эту минуту где-то точно идет репетиция. Солисты пьют пиво, басисты сидят на диване с девушками, барабанщики опаздывают. Конечно, они неоднозначные, все эти рок-музыканты, но с другой стороны — они разрешены законом «Об увеселительных мероприятиях и гуляниях» от 30.08.2024, их можно упоминать в Письменной и Устной речи согласно…

…У адмірала Ахотнікава была фенаменальная памяць на абліччы, імёны, факты жыцця падначаленых. У многіх і многіх соцень камандзіраў, старшынь, матросаў ён памятаў нават імёны па бацьку жонак, і колькі дзяцей, і калі праштрафіўся, і калі, наадварот, быў адзначаны. Дый хто ўрэшце не ведаў яго, Сцяпана Дубаўца, які са сваіх амаль сарака год дваццаць восем на караблях, з таго самага дня, як узялі яго, беспрытульнага, на тральшчык юнгам, "сынком". І вось ён аднойчы выпадкова пачуў, як Ахотнікаў у канфідэнцыяльнай…

— Все госпожи еще молоды,— твердо сказал старый слуга,— их жалко, старому же вашему рабу осталось немного жить, чего меня жалеть! Он вышел к даосу и спросил его, может ли старый раб заменить своего господина. — Если ты способен не пожалеть о своем решении, то можешь,— сказал даос. — Способен,— ответил слуга. — За твою преданность разрешаю тебе пойти проститься с близкими и друзьями, а я пока приготовлю необходимое средство. Через три дня оно будет готово, через семь дней мы его применим.…

— Ну смотри у меня, Иванова! Прибежав на историю, выслушав огромный, далека не самый приятный, монолог учителя, я села на место, достала листок бумаги и стала делать наброски событий вчерашнего дня. К шестому уроку статья была готова, переписана и проредактирована, поэтому мою рукопись, которую я сочиняла на всех пяти уроках, я собиралась отнести учителю, когда я пошла к Марине Леопольдовне, её не оказалось в кабинете, но вместо неё прилагалась записка, которая гласила о том, что бы я сама распечатала…

I ён знайшоў выхад: качавыя школы. Хай школа iдзе за чародамi ў некалькi тысяч аленяў, хай яна спыняецца, калi спыняюцца i ставяць юрты пастухi, хай iдзе далей, калi аленi з’ядуць ягель. Святла чакаць нельга, як хлеба, як волi. I вось таму ён, Андрэй Падкова, загадчык аблана, ляжаў тут у задыханай вiльготнай палатцы, еў вяленае мяса i баяўся выпiць глыток спiрту, каб не заснуць мацней, чым трэба. О Мацi-Завея, мацi-Завея, Белае Полымя, якое рвецца з узвышшаў у каламутнае неба! Якая свiнцовая,…

Сівы Мафусаіл наперадзе нёс ікону, абвітую ручніком, за ім сталыя цыганы, змаршчакаватыя бабці, шалёна прыгожыя дзеўкі. Пазвяквалі намісты, хваляваліся, як мора, сукенкі — вішнёвыя, гранатавыя, язмінныя, сінія, як бэз. І ўсё гэта было жыццё, хаця і крочыла ў месца смерці. Ехалі на вазах зусім расслабленыя і старажытныя, трымаючы на руках немаўлят. Вялі пад цуглі варанога цмока-каня, які страшна скаліўся, выкатваў вочы і, здавалася, не дакранаўся капытамі зямлі. — З канём! З канём сфатаграфуй! Яго…

Такі ўжо быў наш стыль размовы. А Валька вызваліў нагу і вельмі спакойна паклаў на разрэз жарынку з вогнішча. Я даў яму ў патыліцу, і мы забінтавалі яму нагу. І ў яго і ў мяне была пад вечар лёгкая гарачка, але гэтым справа і абышлася. Або… Але пра гэта хопіць. У мяне ніколі не будзе лепшых сяброў, паверце мне. І вось у той вечар мы сядзелі ля зыркага вогнішча, пяклі бульбу і размаўлялі абы пра што. Калі вы не ведаеце яшчэ, што такое сапраўднае шчасце, – прыязджайце да нас, і мы вось так, з…

— Вось вам, прыхільнікам гісторыі: добры абразчык. Першабытны жыхар лясоў. Ух, фанатычная морда, каб была ахвота паскудзіцца... Ратч з сваімі жаноцкі прыгожымі вачыма адказаў: — Гэта не фанатызм, гэта — звычайная абмежаванасць і жывёльная тупасць. У гэтых маіх імшарах патрыятызм і нянавісць да нас пакуль што з'явіцца не могуць. Можа, гэта й не ён падпаліў наогул. Румянцаў раззлаваўся: — Ну, ён ці не ён, патрыятызм гэта ці звычайны бандытызм, а я яго расстраляю. У наступны раз не будзе павадна…

Нічога не было. Быў толькі бордж, ушчэнт разбураны два гады назад. Была распаленая патэльня, дзяўчынка і ён. І тут, пад мурамі борджа, ён павінен быў скончыць свае дні. Пятрок Ясюкевіч. Былы беларус, былы гімназіст Віленскай гімназіі, былы студэнт, былы паўстанец, былы вандроўнік, былы ўдзельнік геаграфічнай экспедыцыі Каміла дэ ла Брысака. Былы чалавек. Бо тут ляжаў жывы труп. Труп у падзёртай вопратцы і з неабмежаванай колькасцю набояў для штуцэра. Труп без радзімы, без ежы, без вады. …

Сторона улицы, по которой шел Поляков, была уставлена деревянными домами, большая часть которых, судя по табличкам, представляла собой историческую ценность, впрочем, как и все остальные американские строения в Новой Англии, возраст которых превышает пару сотен лет со времени закладки. Поляков прошелся до конца улицы. Дальше идти не имело смысла. Если бы даже такая квартирка нашлась, то это было бы слишком далеко от дома Эдгара По. Однако надо было что-то предпринимать. Не залезать же тайком на второй…