Русская классическая проза

— Привет джамаату… Я пришёл к вам из вольной Кабарды узнать, не ткут ли у вас мужчины холстов, и не стали ли женщины носить за них ружья и кинжалы. Старик Гассан вспыхнул. Его подслеповатые глаза загорелись молодым блеском. Он поднялся и громко заговорил, обращаясь к узденю: — Лезгинские женщины не раз учили кабардинских князей храбрости, и, во всяком случае, ни у одной лезгинской матери не могло быть сына, не знающего, что когда старики молчат, — молодым щенкам лаять не следует. Свита…

Джансеид вступился за друга, заметив слёзы на глазах Аслан-Коз. — Чего вы напали на него? Виноват он разве, что у него шашка зазубрилась. Нашим шашкам давно ведь не было дела. Не мудрено! Не опускай головы, Селим. Я сейчас приведу тебе нового барана. Только возьми мою шашку и оставь её себе. Но раньше, чем он пошёл за животным, Аслан-Коз крикнула сверху: — Я сама приведу его, погодите. Селим всем вам докажет, что не у него, а у вас пряжи в руках. Молодой человек вспыхнул и оправился, услышав…

Появление русского в ауле подняло всех на ноги. Тяжёлые дни переживал бедный ширванец. Старухи, детей которых в бою убили русские, нарочно прибегали в саклю к Гассану, чтобы плевать в лицо связанному солдату. Одна впилась в его щёки острыми когтями и ободрала ему кожу. Взбешённый Груздев вскочил на ноги, откуда сила взялась, — верёвка, связывавшая ему руки, оборвалась, и бешеная ведьма вверх ногами полетела вниз по лестницам аульной улицы. Груздев остервенел, он кинулся на других, крича во…

— Значит, она твоя. Кончу песню, и бери её. — Господин, что ты! Для меня это слишком дорогой подарок. Князь Хатхуа засмеялся. — Теперь уж поздно. У нас в Кабарде свои обычаи. Что друг похвалит, то и отдай ему. Садза твоя, Джансеид. Только выучись играть на ней настоящие песни. Вот у нас в Кабарде как поют. Он смело ударил по струнам. Они точно крикнули, и в их звуке почуялся отзыв неукротимой души. Кабардинский князь гордо оглянулся на всех и громко запел:    «Острый меч, рази верней!…

— Елисуец и есть! Чёрная душа!.. Что он задумал ещё? — Сейчас увидим. В это время лунный луч упал прямо на подползавшего, и Селим почувствовал, как у него сильно до боли забилось сердце. В зубах у предполагаемого елисуйца был кинжал… Приподнявшись на ладонях рук, он оглядел всё становье джигитов, зорко высмотрел, и Джансеид на его лице заметил улыбку торжества и злобной радости. Елисуец теперь нашёл то, что ему было надо, и пополз прямо к тому месту, где спал кабардинский князь, закрывшись…

— Вот джигит, так джигит! Удалой… Этого, братцы, и пристрелить жаль! Нина, затомившаяся внизу, вышла наверх на башню подышать воздухом и одолеть хоть на минуту усталь. Она тоже не отводила глаз от этого всадника. — Не знаю, почему, папа, мне его так жаль. Кажется, будь крылья, распустила бы их и кинулась к нему. Точно близкий мне человек гибнет там. — Гибнет? Не погиб ещё… Может быть, и… Но тут Брызгалов вдруг замолк. Всадник с конём исчезли… Их уже не было видно… Потом показался конь один, —…

— Короша дача… Моя знакомая… Пишите адрес… Сосна!.. Р-ругом сосна!.. Озеро, лодка, молоко, яйца… Две комнаты, балхон… Все эти слова он произнёс по-русски и настолько хорошо, что я его понял. Я пришёл даже в восторг, услыша два слова: «рр-ругом сосна!», и стал его расспрашивать, где дача его знакомой, сколько будут стоить две комнаты и т. п. Но он уже ничего не мог сказать мне… Собственно, он говорил много и горячо, но это была уже непонятная часть его речи — смесь финских слов с искажёнными русскими.…

Матьвиевский засуетился, сбегал к себе в стол за конвертом, принес свечу и сургуч, мигом, хотя и (не разб.), запечатал бумагу, ту самую министерскую бумагу, которая так убийственно подействовала за четверть часа до этого на его начальника, и хотел было уже идти. Правитель пристально, хотя и тупо как-то следивший за работой столоначальника, остановил его на минуту: — Погодите… Вот что еще-с: объявите в канцелярии от моего имени, что хотя управляющий губернией и освободил вас, по моей просьбе,…

Но женское лицо всё же рисуется совершенно ясно, оно даже перестаёт быть неподвижным. Я вижу, как щурятся глаза этой женщины, как едва заметно двигаются уголки её рта, как пошевельнулась и спала на высокий лоб небольшая прядь волос, кажущихся при свете рыжеватыми. Из форточки снова повеяло весенним ветерком, и залетел с вокзала далёкий свисток паровоза. Лицо женщины, ощущение свежего воздуха и свисток быстро создают в моих мозгах картину, которой никогда и никто не увидит, так как в жизни людей…

Лиза не окончила гимназии и читала мало, — что попадётся под руку. По вечерам ей нравилось, сидя за роялем, наигрывать аккордами аккомпанемент к Некрасовским «Коробейникам». От её платков, вещей и открытых писем с картинками, которые она собирала, всегда шёл лёгкий запах духов «Violette de Parme» [1] . Если в доме кто-нибудь был нездоров, она готова была просиживать целые ночи у постели больного. Если видела, что за обедом или за ужином кому-нибудь может не хватить котлеты, то божилась, что…

— Не хочу я чаю, не хочу я чаю, — запел в ответ Михайлов, встал из-за стола и ушёл гулять. Мать посмотрела ему вслед, стараясь угадать причину его возбуждённого состояния. Она любила его за то, что он был у неё один, за то, что он двадцати трёх лет перешёл уже на четвёртый курс и всегда был с нею откровенен. Всякая перемена в настроении сына её тревожила. «Сам расскажет», — подумала она, желая себя успокоить, и стала накладывать ложечкой варенье. Михайлов до рассвета ходил по морскому берегу,…

Обменялись ещё несколькими фразами и решили ужинать вместе. Фёдор Фёдорович съел только яичницу, но, не переставая, пил пиво и рассказал почти всю свою жизнь. Чувствовалось, что он давно ни с кем не говорил, и теперь процесс изложения отдельных эпизодов доставляет ему самому острое, до болезненности, наслаждение, и ему всё равно, кто его слушает. Просидели часа два, и всё, что Соловьёв услыхал в этот вечер, произвело на него неприятное и тяжёлое впечатление. — Собственно говоря, зачем я поехал…

Один из них не похож даже на мужика, не похож он и на рабочего. Тощий, согнувшийся, одетый в серое драповое пальто с чёрными пуговицами и подпоясанный ремнём, с головой, обмотанной башлыком, он весь ёжится и оглядывается как собака, которая боится, что её прогонят. Кравцов откашливается и строгим голосом произносит: — Так по два карбованца в сутки и работать по настоящему, а кто будет часто бегать греться, с того вычтется. Все молчат. — Согласны? — спрашивает Кравцов громче. Два-три…

— Курьер бежит, — произнёс вдруг Федот. — Разве слышно? — Теперь ещё по степи летит, а вот в лес вскочит, ещё слышнее будет… О, как зашумел!.. Уснувший лес действительно вдруг глухо застонал, а через несколько секунд, среди ночной тишины, ясно раздался гул бешено мчавшегося ещё версты за две поезда. — Силенко сыпет [1] , - сказал Федот. — Ты почём знаешь? — На уклоне на парах бежит, ещё и конус натянул, — чмыхает, опоздание нагоняет. Мы когда выезжали, он к своему паровозу А 13 шёл,…

Там, где живут родные Вити, нет моря, а у нас оно в двух шагах от дома, тёплое, синее, сверкающее. Витя любит смотреть на него, и тогда её глаза делаются ещё прекраснее. В комнате Витя или возится с моими детьми, или играет одной рукой на рояле, или причёсывается перед зеркалом. Читать по вечерам она не может, — говорит, что болят глаза, а днём ей нет времени. Из произведений крупных писателей она хвалит только „Анну Каренину“, зато сочинения Гоголя называет самыми скучными, а новых беллетристов…

Накануне отъезда, вечером, чтобы не слышать упрёков жены, Шатилов долго сидел у ворот на лавочке. Город мало-помалу затихал. В соседней квартире играли вальс, нежный и успокаивающий, потом слышно было, как стукнула крышка рояля, и затворилось окно. Прогремел далеко извозчичий фаэтон и вдруг затих, — должно быть, подвёз кого-то к крыльцу. Высоко-высоко, казалось под самыми звёздами, прозвучал жалобный крик летевших на юг куликов, — ти-ю, ти-ю… Их стонущее посвистывание напомнило Шатилову студенчество,…

Линдон взял в жены дочь Родерика Барри и стал подбираться к его поместью; и хотя живы были потомки Фодрига, чему я непреложное доказательство [1] , английский суд присудил поместье англичанину, как это всегда бывает, когда тягаются англичане и ирландцы. Итак, если б не женская слабость, я по праву рожденья владел бы поместьями, кои достались мне потом единственно в силу моих заслуг, как вы со временем услышите. Но вернемся к моей фамильной хронике. Батюшка был хорошо известен в избранных кругах…

Звон. Буншу швыряет в соседнюю комнату. Бунша. Караул! Караул! Милославский. Ой, елки-палки! Тимофеев. Что вы наделали? Вы тронули машину?! Тьма, грохот, Бунша и Милославский исчезают. Свет. Тимофеев (у машины) . Ключ! Ключ! Где ключ? Нету! Боже, нету! Понимаю, украл ключ! И их утащило! Что же теперь делать! Этот на чердаке сидит! Что же теперь я буду делать, я вас спрашиваю! Вернуть в комнату его! (Убегает.) Шпак (открывает дверь в переднюю. Хмур) . Страшное предчувствие…

Болотова. Хорошо. Садитесь. Но ведь рука у вас в крови! Марич. Царапина. Упал. Болотова. Я помогу вам. Марич. Нет, не надо, я завязал платком. Нет, не глядите с подозреньем. Я не бандит, не причиню вам зла. Болотова. Ну, хорошо, я верю вам. Пауза. Марич (указывая на окно) . Видали? Болотова. Видала. Пауза. Марич тревожно озирается. Вы странны мне, вы странны. Марич. Нет, нет, я объясню. Я вижу, вы не с теми, кто сделал это… Нет! Итак, я коммунист… За мною…

— Сколько свечей? — спрашивает ребёнок. — Много? Пять? Две? — Да, две, и ещё больше… Много-много… Сгущаются чёрные тени; темнее и темнее в маленькой комнате; детские глазки закрываются, и, убаюканный сказкой о чудесной ёлке, ребёнок засыпает и видит ангельские сны… И спит он спокойно как птенчик в родном гнезде… Грудь у матери ноет и болит, но она ничего не чувствует, кроме воспоминаний, которые впились в её бедное сердце, и терзают, и гложут его… Темно. Она не видит своего мальчика; она…