Русская классическая проза

— Совершенно верно! — сконфузился делопроизводитель и постарался оправдаться. — Ведь, я не знал, что у вас на первое будет! — Ну, так ты иди, Гаврюша. Соус я перед обедом сам сделаю… — приказал Терентий Яковлевич и, пристально взглянув в лицо Петунина, выразительно подмигнул глазом. — Видно, опять было дело под Полтавой? [И. Е. Молчанов «Было дело под Полтавой…». — Прим. ред.] — А? Что? — густо покраснев, переспросил молодой человек, как будто не расслышал заданного вопроса, и тотчас же выдал…

— Да, почти как и летняя: Волгу перейдёшь, а там по берегу на село Смоленское… Вёрст восемь от города. — Ну, прощай, спасибо! Власов бодро поднялся со скамейки и быстро пошёл из сквера домой, так как часы на колокольне ближайшей церкви пробили шесть, и уже заметно было, как опускались сумерки. В голове его развивался какой-то новый, видимо, важный план, от осуществления которого зависела его жизнь, и в успехе которого он не сомневался. Поэтому-то он и шёл так бодро, не опуская вниз головы и…

Вера Васильевна встала, разложила на столе светло-голубое, шерстяное платье и начала тщательно его рассматривать. «Разве сейчас его немного переделать? Рукава бы поуже? — пришло ей в голову, но тотчас же она оставила эту мысль. — Когда же теперь? Некогда, да, по правде сказать, и не стоит!» Вера Васильевна опять присела на стул и задумалась. Теперь в доме только и разговору, что о предстоящем переезде на дачу. Вчера, например, за обедом говорили о том, что весна самое лучшее время года: каждое…

— Посмотри, посмотри, как прекрасно вышло, Анюта! — с искренней радостью восклицает вдова капитана. — Письмо с приятным известием, бубновый король на сердце, десятка треф, туз червей… Вот только эта дама мешает, проклятая… Есть у неё какое-то недоброжелательство… Ах, досада какая! Да нет, нет, смотри: она тут вовсе не причём… валет червей, десятка треф… Я и не разглядела… Конечно, конечно, смотри пожалуйста, это просто прелесть! Девушка неохотно отрывается от работы и рассеянно смотрит на пасьянс.…

— А-а, Барсуков! — приветствовал приказчик, пока Федот крестился на образа и отвешивал поклоны. — Раненько пришёл, ну, да ладно. Вот тебе, изволь, — добавил он, передавая ему тщательно увязанный в бумагу свёрток. — Своих ещё пять копеек добавил: меньше рубля семидесяти пяти и слышать не хотел! Ну, да пятак не расчёт. Зато хорошие дал. На всю жизнь хватит. — Уж это так… конечно… — подтвердил Федот, конфузясь и переминаясь с ноги на ногу. — Насчёт пятачка не сумлевайся, заплатим. Премного тебе благодарны…

Когда мы приехали в село, был полдень: погода стояла пасмурная. Я чувствовал себя лучше, но мне хотелось пожить здесь с неделю, и мой ямщик остановил лошадь у одного трехоконного дома, стоящего наискосок от церкви. Дом этот своею плаксивою наружностью ничем не рознился от других построек. Такая же высокая крыша, такое же большое полукруглое слуховое окно на чердаке, без рамы и стекол, такие же черные с вырезками ворота, такая же соломенная крыша на сарае, такие же в оконных рамах разбитые стекла,…

— Макся! жалко мне тебя… жалко. Макся плакал. — Не хныч, Макся! сам пробивай себе дорогу… Ведь тебе много придется терпеть… Охо-хо, как много!.. Макся ничего не понимал. — Ты не вини меня, что я твой отец… Не я виноват, никто не виноват… Родись ты от благочинного, ты бы не такой был… Одно тебе советую: живи честно, потому что много ты плутов увидишь. Учись, главное, а коли не выучишься, не ходи, пожалуйста, в солдаты, и в монахи не ходи… Разве уж когда все испробуешь. …

Само собою разумеется, отца нельзя назвать развитым человеком, потому что все его способности тратились на то, как бы ему угодить благочинному, убить медведя, настрелять глухарей, как бы достать больше хлеба и как бы лучше обругать дьячка Сергуньку или сделать так, чтобы Сергунька и все люди, повыше его, не ругали его. Раз он, хмельной, пьяному Сергуньке обрезал косу за то, что тот упрекнул его тем, что он в лесу с дороги сбился… Отец мой, как я вам уже говорил раньше, был здоровенный мужчина.…

И начал я скорбеть!.. Горько мне стало; лучше бы дома поиграть на гармонии, чем разыскивать, дураку, концерты — Это куда же вы меня ведете? — спросил я городового. — Узнаешь — куда! Увидишь филантропию… Мы тебя поучим, как по дворянским собраниям шляться. — Послушайте… Да ведь я хотел за свои деньги слушать. — Ну-ну… иди, знай, вперед! — И он толкнул меня потом взял извозчика. Што же это такое? Пиво, што ли, бродит в моей голове Нет! городовой сидит рядом, смотрит как-то неприятно на меня,…

Вот этот-то Флегонт Гаврилыч и пригласил меня на соловьиную ловлю. II Часов в шесть вечера я с «ковриком, подушечкой и одеяльцем» прибыл на место свиданья. Красненький трактирчик был битком набит народом и представлял собою нечто весьма оригинальное. Это был клуб птицеловов и охотников до птичьего пения. Никогда ничего подобного не встречал я в жизни. Тут были и чиновники, и купцы, и немцы, и русские, и армяне, и весь этот люд, сидя за чаем или за кружкой пива, только и толковал о птицах.…

И тут же, обратясь к мальчику, проговорил, подавая пузырек: — Ну вот, на, беги скорей; через час по столовой ложке. Слышишь, что ли? — Слышу. — Ну, валяй. И, обратясь ко мне, проговорил: — Дигиталису намешал — пускай пьет… Мальчик завозился, уцепил пузырек и вышел. Но только что успел показаться на улицу, как целая толпа уличных мальчишек окружила его и принялась кричать во все горло и на разные голоса: «Крапивник! крапивник!» Заслышав этот крик, фельдшер в одну секунду подскочил к…

— За тридцать рублей. — А она семьдесят была заплачена! Молочища этого по ведру в удой давала! Кому же продал-то? — Да все ему же, батюшке отцу Егорию… — Плохо! плохо!.. — Что же делать! Никто дороже не давал, а мне необходимость была поскорее все в капитал обратить. Сам знаешь: дом на церковной земле стоял… Приехал на отцовское место новый дьячок; купить такой большой дом не мог, денег не было; а батюшка, отец Егорий, отдыха не давал мне, каждый день приходил: «Сноси, говорит, дом живей,…

— Вишь, пономарь какой! — говорил он. — Колоколами обвешался! Немного погодя он вынул из кармана кисет с табаком, трубочку и, набив ее, принялся высекать огонь. — Я этих спичек смерть как не люблю, — говорил он, ущемив зубами коротенький чубучок, — в избе точно способно, а на ветру хуже нет их! — И, пахнув на меня махоркой, спросил: — Вы как… из благородного сословия будете? — А тебе это непременно знать хочется? — Известно. Прежде, бывало, по немецкому платью, по кондырьку (Николай козырек…

Девушка машинально повиновалась и пошла с ним вместе в остерию. — Тито, друг, браво! — раздались нестройные голоса пирующих. — Вот молодец, что пришел! Ну, садись рядом, говори, что нового в городе? Каменщик присел у стола, закурил трубку и начал рассказывать сенсационные городские новости, по обычаю итальянцев придавая им более густую окраску, чтобы усилить впечатление. Тито был типичный ломбардиец; неправильные черты его лица, светлая окраска волос ясно говорили о близости Германии и помеси…

Около Иордани столпилось чуть ли не все население города. Повязанные теплыми шарфами через голову певчие торопливо пели службу, не медлил и священник, двадцатипятиградусный мороз заставлял их скорее кончать. — «И мир просвещай славу Тебе», — коротко прозвучали последние слова праздничного тропаря, и крестный ход поспешно двинулся обратно в церковь. Часть народа пошла за ним, но многие, в большинстве мужчины, продолжали тесниться около Иордани, черпая воду привезенною из дому подсудиной. …

Но вот с юго-востока поднялась туча грозная, почти на два с половиною века затмившая всю Русь. В 1238 году началось страшное нашествие монголов. Широкой губительной волною прошли они по всей Русской земле. Одна часть их пошла на Суздальское и Рязанское княжества, другие двинулись на Великий Новгород, а третьи, самая малая часть, направились на Торжок, Крестцы и Тверь. Татары хотели разом разгромить и покорить под свою власть Северную Русь. Каких только зверств не совершали они в городах и селениях!..…

— Но въ такомъ случа намъ не поспть къ позду изъ Р — ни? — Гд поспть! онъ насъ ждать не станетъ. — Такъ какъ же? — Да также-съ. Возражать было нечего. Это «также-съ» было очень краснорчиво и означало неминуемую и почти суточную остановку въ Т — в. Кондукторъ вставилъ новыя свчи въ фонарь и вышедъ въ другое отдленіе. Сосди мои продолжали спать. Огоньки, мелькавшіе вдоль позда, давно исчезли и снова все кругомъ замерло. Вьюга удалилась куда-то; промежутки между ея взрывами длались вс продолжительне,…

II Часа за два перед тем, как мы с читателем начали осматривать Сан-Амиго, в небольшом доме, стоявшем несколько поодаль за фабрикой сигарет, собралась костюмированная компания, преследовавшая, по-видимому, те же невинные цели, иными воплощениями которых наполнились уже веселые улицы. Однако было нечто угрюмо мрачное в замысле экипажа и костюмах участников. Три черные лошади были запряжены цугом в продолговатую платформу на колесах, с возлежащим на сей платформе огромным рогом изобилия, черным,…

— Выздоровеете, — уверенно солгал доктор. — А бумажку возьмите с собой. — И он протянул купцу брошенную на письменный стол крупную, слежавшуюся в бумажнике, ассигнацию. Больной нерешительно взял деньги и пристально посмотрел на доктора. Но доктор спокойно блестел очками, и было очевидно, что настаивать невозможно. — Хорошо, — в раздумье произнес Грингмат, — но почему вы прописали мне только эту траву? — Чтобы как-нибудь удовлетворить вас, — раздраженно…

На полках перед ним расставлены были в строгом порядке банки и мешочки с припасами. Всякие крупы, мучки и соусы были тут; висели также жирная баранья нога, окорок отличной свинины, заяц, гроздь рябчиков и перепелов, а в углу в кадке с желтым маслом торчала новая березовая черпалка. Ферфас варил на большой спиртовке рагу, подливая в него сложный, только что изобретенный соус с деликатной расчетливостью творца, опасающегося испортить произведение. Он всегда варил и ел что-нибудь. Население голодало,…