Русская классическая проза

Саша Петушков уже выпил графинчик водки, съел порцию экзотической цубы[2] с солью и остался ею недоволен, когда компания затащила его к себе. Справедливости ради заметим, что он не особенно шибко сопротивлялся, поскольку ему был остро интересен этот мужественный народ, который работает весь световой день, пугает медведей свистом, питается новозеландской бараниной и картошкой за двадцать пять целковых ведро, сплошь пропах детой[3] и употребляет вместо водки питьевой спирт. Этот самый питьевой спирт,…

- Если чудо сделает, то обязательно выздоровеешь, - сказала девочка. Будем тогда вместе играть, и в школу вместе ходить будем, правда? - Он обязательно сделает чудо, - сказал мальчик. - Надо только хорошего фокусника найти... - Я тоже думала о фокуснике, - задумчиво произнесла Наргиз. В глазах ее сквозь туманную оболочку от частой боли на секунду промелькнула искорка надежды. И, все еще боясь поверить этой надежде, она ясно почувствовала теперь тоненькую ниточку, протянувшуюся от ее болезни…

Покидая уже никуда не идущую Руденчиху, Хаим попросил Бога, чтоб он не оставил его с открытым в небо ртом, чтоб нашелся и для него по дороге путник с правильными понятиями. 3 Через сто лет или около на тахана-мерказит маленького города близ Хайфы, что в Израиле, сомлела пожилая дама, всем своим видом доказывающая непричастность к народу этой земли. Она уперлась спиной о бетонный стояк этой самой таханы, или этой самой мерказит, одним словом, дело было на автобусной станции. Дама, значит, сомлела,…

- Ах ты миленькая, ах ты хроменькая моя, на вот тебе отдельно... А ты куда лезешь, лопай со всеми вместе! - Это на какую-нибудь утку, решившую полакомиться из блюда хромоножки. Поросенок, почуяв еду, начинал визжать пронзительно и надсадно. - Холера, успеешь, замолчи, вот я тебе сейчас покричу, я тебе сейчас покричу! Если бы еще какая-нибудь скотина была у Нюшки, то, вероятно, отборные словечки нарастали бы и дальше. Но никакой скотины больше не было. Оставался дядя Павел. Я думаю,…

С остренькой мордочки у хорихи капали редкие очень алые капли. Капкан навострили снова: не придет ли за детенышем отец? Мать, выполнившая свой материнский долг, осталась валяться на траве. Мальчишки палкой переворачивали ее с боку на бок, разглядывали набухшие молоком розовые соски. Я заметил, что в глазах моих девчонок, Лены и Оли, не было вовсе никакого злорадства, напротив, тихая грусть и чуть ли не жалость. Какое противоречие: почему же они не жалеют истребленных зверями двух десятков цыплят?…

Но машина была так близко и так громко шумела, что меньшая девочка не расслышала; она подумала, что ей велят бежать назад. Она побежала назад через рельсы, споткнулась, выронила грибы и стала подбирать их. Машина уже была близко, и машинист свистел что было силы. Старшая девочка кричала: "Брось грибы!", а маленькая девочка думала, что ей велят собрать грибы, и ползала по дороге. Машинист не мог удержать машины. Она свистала изо всех сил и наехала на девочку. Старшая девочка кричала и…

- Ты свободен! - сказал он с улыбкой и ушел. В столовую забрела длинная, приземистая, тощая черная собака с ввалившимися боками. Она несколько раз прошлась по комнате, искоса поглядывая на меня, потом, осмелев, подошла ближе. Пожалев котлетку, я бросил собаке макаронину. Она на лету схватила ее и проглотила. Я бросил еще. Через минуту, решив привлечь мое внимание, собака несмело тявкнула. - Вон отсюда, паршивая! - прикрикнул на собаку буфетчик. - Как ее звать? - спросил я. - А черт…

Что может лучше засвидетельствовать его правоту, чем Pax Americana, которому мы все ныне, незадолго до светопреставления, свидетели? Вдобавок, когда старинная американская же писательница, принюхавшись, вдруг роняет сущностное: "Роза есть роза есть роза есть роза", становится ясно - конец света уже не за горами. Но о чем думал сам Эко, предаваясь столь занимательной географической эсхатологии? На что он намекал? На двупартийный парламентаризм? Быть может, на это: "Маргарита! Королева! Упросите…

VII Тик-так, тик-так! В сущности, всё довольно просто в этом запутавшемся в противоречиях, во лжи и злобе живущем мире. И было бы ещё проще, если бы люди всматривались друг в друга и каждый имел за собой друга. Один, если он и велик, всё-таки мал. Необходимо понимать друг друга: ведь все мы говорим темнее и хуже, чем думаем. Человеку не хватает много слов, чтоб открыть своё сердце пред другим, и поэтому много крупных и важных для жизни дум пропадает бесследно, оттого что для них своевременно…

А.ГОРЬКИЙ ПЕСНЯ О СОКОЛЕ Море - огромное, лениво вздыхающее у берега, - уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег. Горы, поросшие деревьями, уродливо изогнутыми норд-остом, резкими…

И вот уже на тополе не осталось ни одного листочка, он стоял голый, черный, словно обгорелый, и на фоне синего неба видна была каждая черная веточка, каждая жилочка, было торжественно тихо и печально в природе, негреющее солнце светило по-летнему, и в этом ярком, бесполезном свете кричали петухи. И, как всегда, вспоминалось детство и думалось: кто ты? зачем прожил жизнь? Потом еще раз была весна, и все было сначала, и жизнь казалась бесконечной. Но однажды утром я услышал под окном звук, будто…

Не надеялся, честно говоря. А она - выносит. Видно, писателей у нас развелось, в какую фамилию ни ткни... Полистал книжечку - стихи. - А про него у вас нет? Статейки хоть маленькой? - Две статьи Белинского. Добролюбова. Чернышевского. Салтыкова. Щедрина... - И все про него? Про одного? Про одного, оказывается. С тех пор пошел у нас разговор на троих. Соберемся мы - Белинский, Некрасов и я, Кольцов, - и давай про литературу! Наконец и я себя человеком почувствовал, веселей зашагал…

– Помнится, в какой-то повести Вельтмана кто-то говорит: «Вот так история!» А другой ему отвечает: «Нет, это не история, а только интродукция в историю». Так и то, что я до сих пор говорил, есть только интродукция, мне же, собственно, хочется рассказать нам свой последний роман. Виноват, я еще раз спрошу: вам не скучно слушать? Я сказал, что не скучно, и он продолжал: – Действие происходит в Московской губернии, в одном из ее северных уездов. Природа тут, должен я вам сказать, удивительная. Усадьба…

Раннее утро. Из-за слухового окна показывается на крыше серый молодой кот с глубокой царапиной на носу. Некоторое время он презрительно жмурится, потом, говорит: – Пред вами счастливейший из смертных! О, любовь! О, сладкие мгновения! О, когда я буду дохлым и меня возьмут за хвост и бросят в помойную яму, даже тогда я не забуду первой встречи возле опрокинутой бочки, не забуду взгляда ее узких зрачков, ее бархатного, пушистого хвоста! За одно движение этого грациозного, неземного хвоста я готов…

Зайцу нужна опять было перейти через большую дорогу, чтобы прийти на знакомое гумно. На большой дороге слышно было, как визжали полозья, фыркали лошади, скрипели кресла в санях. Заяц опять остановился подле дороги. Мужики шли подле саней с поднятыми воротниками кафтанов. Лица их были чуть видны. Бороды, усы, ресницы их были потные, и у поту пристал иней. Лошади толкались в хомутах, ныряли, выныривали в ухабах. Мужи догоняли, обгоняли, обгоняли, били кнутами лошадей. Два старика шли рядом, и один…

Дедушка Анастасии посоветовал мне учредить партию и предложил её назвать «Родная партия». Вообще предложение о создании партии, основанной на идеях Анастасии, поступало уже давно от разных людей. Многие считали: партия необходима, для того чтобы облегчить людям получение земли для строительства родовых поместий и в будущем оградить их от всевозможных чиновничьих посягательств. Так как ни одна из существующих партий, к большому сожалению, этими вопросами не занимается. Учитывая то, что некие…

Митька прикинул в костер еще охапку хвороста и откинулся на траву. — Тут мы и поживем немного. Как думаешь? — спросил он. — Мне все равно. — Мне тоже… Ужинать будем? Красавчику было не до ужина. От усталости клонило ко сну. Веки слипались сами собой. Он еле расслышал вопрос приятеля и вымолвил, поборов на секунду дрему: — Завтра… Митька засмеялся. — Завтра? Ну, до ужина-то не дотерпишь… Так не хочешь, Красавчик, а? Красавчик не ответил. Невнятно как-то прозвучали слова Митьки его…

— Какую собаку? — Замечательную собаку. И таки совсем недорого. Только для вас, себе в убыток. Купите, ей-богу. Тут купишь — там продашь. Надо же что-нибудь заработать. И еще у меня к вам так себе, маленькое дело: может быть, у вас есть бомба? — Откуда бомба? — Как я могу знать откуда? Оригинально. Я совсем не могу знать откуда. Будьте такие добрые, продайте одну бомбу. — Да нету у меня. Что ты! — Может, хоть маленькая найдется, а? — Говорят, нету! — Может, спрятано у вас где-нибудь?…

Да, мы можем толковать в наших газетах об успехах авиации, о сложных дипломатических сношениях, о разных клубах, открытиях, союзах всякого рода, так называемых художественных произведениях и замалчивать то, что сказала эта девица; но замалчивать этого нельзя, потому что это чувствует более или менее смутно, но чувствует всякий человек христианского мира. Социализм, коммунизм, анархизм, армия спасения, увеличивающаяся преступность, безработность населения, увеличивающаяся безумная роскошь богатых…

Так и с Борькой вышло: грамоте он кое-как научился, читал почти без усилий, а дальнейшему учить его поздно было: он уже на горничных со ржанием бросался и, оставив нос в покое, свирепо увлекался более низким занятием. Отец заскучал было, но средний сын, как человек всесторонне развитой, нашел успокоительное объяснение: – Оставьте, папаша! Просто – юношу интересует всё выдающееся; это вообще свойственно возрасту, к тому же, с точек зрения этики, экономики и гигиены… И оправдал Борьку со всех…