Русская классическая проза

* * * Лицо Александры Михайловны было той банальной красоты, которая сотнями встречается всюду. Правильные черты без особого выражения. Фигура — обыкновенный петербургский силуэт элегантной женщины, шуршащей своими шёлковыми юбками и оставляющей за собою струю модных духов. Но едва она поднимала ресницы, едва осеняла своими глазами, как всё лицо её преображалось, как преображается тёмная комната, в которую внезапно попадает струя свежего воздуха и луч яркого света; всё лицо её становилось неотразимо…

Когда Анна Павловна с детьми обходила третью линию, Гриша нёс уже в правой руке баночку с золотыми рыбками и, боясь расплескать воду, шёл осторожно, не спуская глаз с живого золота, игравшего перед его глазами. Если бы не Соня, которая теперь вела брата под руку, он, от избытка осторожности, наверно споткнулся бы и разбил банку. Соня ещё не покупала ничего, мечтая выпросить у мамы живую птичку. Маленькие сердца детей жаждали приобрести существо, на которое могли бы изливать своё покровительство,…

Варвара обрадовалась, выбежала на лестницу, а там её ждут бабы. — Ну, что?! Что? — спрашивают. — Как с ребёнком? А Варвара смеётся: — Бог-то, — говорит, — милостивый, разве даст пропасть сироте, разве на свете-то нет добрых людей? Вот мы сейчас мальчика вымоем да обернём во всё чистое, накормим да и спать положим. Бабы стали креститься: «Слава тебе, Господи!» И пошли к себе домой успокоенные. Варвара принесла корыто, налила тёплой воды, взяла мочалку, мыло и начала мыть Серёжу. А для Серёжи…

В этой комнате и жила семья. Анна держала её чисто, и всё у неё было на своём месте, а платье своё, мужнино и Васяткино она прятала в большой сундук и задвигала его под кровать. Вторая комната, которая шла налево от сеней, называлась «чистая», потому что там, хотя и стояла печь, но в ней не стряпали, а топили её только, чтобы комната не отсырела; там тоже был стол и лавки, но не было ни шкафа, ни занавески, ни кровати; в этой комнате у Степана останавливались зимою охотники; им тогда приносили…

— И… и… есть о чём горевать! Мало вам, золото моё, шишек-то наставили в войнах своих, — утешала её Натальюшка, — забыли, как два дня в кроватке лежали, когда Викторушка вам деревянным мячом в голову угодил? Тоже вас тогда с галдареечки увести не могли, всё прыгали глядеть, как они со двора бомбардировали, а другие сверху защищали крепость из карточных домиков, допрыгались… За дохтуром Карлом Карловичем посылали, а кто плакал, как они заставили своим раненым корпию щипать, а потом оказалось, что корпия-то…

Мальчик тоже вскрикнул, жаль ему было собаку, да ничего не поделаешь, надо было ему спешить в ту лавку, где он служил на посылках; там старшие приказчики ждали его, чтобы заварить скорей себе чаю и напиться тёплого, потому что в лавке было холодно. Побежала собачка и про голод забыла, — такая боль в спине; визжит она, и как у человека у неё в глазах слёзы. Добежала она до моста Николаевского, хотела на ту сторону Невы бежать, — от боли не знает, куда и броситься, — а на мосту народу много, езда…

[1]      Вотъ здсь отъ времени вокругъ обросшій мхомъ По Руской старин построенъ былъ мой домъ; Родителемъ моимъ мн былъ благословенный, Въ развалины теперь лежитъ преобращенный. Истлвшій памятникъ, гд я въ блаженств жилъ, Не красенъ видомъ былъ, но я вь немъ щастливъ былъ! Родитедей моихъ я въ немъ покоилъ старосгаь, Въ семейственномъ кругу вкушалъ сладчайшу радость, Лобзалъ свою жену, ласкалъ младыхъ дтей И часто угощалъ любезныхъ мн друзей. Осеннею порой бывало птицъ стрляя      Иль…

«Что томно так свирель играет, Уныло голос издает? О чем, поведай, унывает, И наших песней не поет?» — Народ Курайча [1] вопрошает. Но сей, что отвечать, не знает, В безмолвной тишине стоит. Чудится сам премене явной, Что нрав его и ум забавный, Не зная, что сказать – молчит! Молчит – и всюду примечает Нестройность видиму во всем. Глядит – но сам не понимает И в собственном быту своем. Верховой конь в полях не рыщет, И пес хозяина не ищет, Теряет кобылиц самец, Туйгун [2] …

Свою дочку Мусю отдала на казенный счет в балетную школу. – По крайней мере, будет нравиться старичкам. Пускай балериной будет. Можно хорошую партию себе устроить. – Это лето мы жили в Уфимской губернии у Мефодия Егорыча. Ничего нет, только семь тощих собак на дворе. Скука; есть нечего, только одни яйца. Муся. ходи. т по комнатам и твердит: «Не бойтесь, Мефодий Егорыч, я вас не боюсь!» Такой дурак этот Мефодий Егорыч! Я разденусь, лягу спать, – он придет ко мне в спальню и сидит. Целует руки…

– Довольно! Пойди на Большую Царицынскую, справься в казенном винном складе: это все – сторожа склада. Борьку за этот самый диплом в Хамовнической полицейской части выпороли. – Как это выпороли? Прежде всего, не имеют права выпороть. Он дворянин, закон запрещает. – Ничего закон не запрещает. Нет такого закона. – Я тебе отыщу, покажу: есть специальная статья… – Довольно! Вот по этой самой специальной статье и выпороли.

– Стоит надевать пальто? – Да разве ты так не чувствуешь? – Четырнадцать с половиной – не стоит. Посмотрел на термометр. Было 12 градусов. Тогда он почувствовал, что ему холодно. – Степа, ты с нами пойдешь гулять? – (Сердито.) Куда же идти, если барометр упал до семисот сорока. Удивляюсь, что ты идешь да еще детей берешь с собой. Стояла ласковая, томящая теплынь. Получилась чудесная прогулка. Он, конечно, остался дома. Дождь пошел только утром. Не замечает, что молоко прокисло,…

Муж – Писатель?! Очень, очень рад! Благословляю грозу, загнавшую вас под мой убогий кров! Люблю писателей, ученых! Я сам кавалерист! – «Зе воркс оф Шакеспеаре»… Шекспир! Гулять идете и то книжку с собой берете, да еще на английском языке! По-английски могут понимать только очень умные люди… Но вот что: барометр еще с утра сильно упал. Как же вы, несмотря на это, пошли в такую далекую прогулку? – У меня нет барометра. – Нет барометра?… Гм! Английский язык знаете, а барометра нету? – Пианино…

– Ну конечно! Самый для таких дел подходящий город… Ступай. – Незаконнорожденные, они не имеют прав ни на земле, ни на небе! Ну, как же незаконнорожденный может войти в царствие небесное, скажите пожалуйста! У бога прелюбодеяния нету. Во «Второзаконии», глава двадцать третья, ясно сказано: «Сын блудницы не может войти в общество господне, и десятое поколение его не может войти в общество господне». Для таких людей… Я бы не стал и жить на их месте… Вы себе как представляете антихриста? С рогами,…

– Это я шкаф пугаю. Чтоб думал, что я сердитый. Чтоб шкаф меня боялся. Мать уехала в служебную командировку. Юра беззаботно играет, матери совсем не вспоминает. Но раз был в Лосиноостровске у тети, играл с ребятами. И не захотел идти домой: – У всех папа и мама, а у меня только папа! А другой раз увидел фотографию матери и вдруг горько заплакал. С надеждой заглядывал на изнанку фотографии, разочарованно морщился и плакал еще горше. На сквере. Неутомимые работнички бесполезных дел, все ребята…

– Никитин, да это вы! – вдруг сказал я. – Как же! Я самый. Встречался я с Никитиным, и не один раз, на Миримановском руднике, в одном из «балаганов», как здесь называют рабочие казармы. Зайдешь в праздник в балаган, – все пьяно, на нарах кипит игра в карты и орлянку, в воздухе одни только скверные слова и слышны; а Никитин молчаливо сидит за столом, склоняясь худым лицом над какими-то чертежами; вокруг разложены краски, готовальня, линейки. Заговоришь с ним – он отвечает очень вежливо, но односложно…

О «том» не говорили ни слова. Боялись говорить. Обманывали себя – делали вид, что теперь всё кончилось и что всё страшное надо забыть. Но не могли пристально смотреть в глаза друг другу: обе понимали, что самое страшное впереди. Об нём-то и боялись думать больше всего. И в то же время его ждали каждый час, об нём только и думали. Анна Григорьевна говорила, что пальмы сохнуть начали и не лучше ли вынести их в сад. Говорила, что приходила соседка Александра Игнатьевна, у неё корова отелилась и…

– А, все-таки, моя Ольга гораздо лучше, – сказал я себе мысленно и, закрыв глаза, стал думать об Ольге, о предстоящем неожиданном для нее свидании в Харькове, представлял себе, как она вскрикнет, увидя меня, как побледнеет и даже, может быть, упадет в обморок от нечаянной радости, как я ее приведу в чувство и что я ей буду говорить. Но да не подумает кто-либо, что я ожидал обыкновенного любовного свидания с однеми ласками и нежностями. О, нет, я был далек от такого легкомыслия. Конечно, я допускал…

В том же суворинском издании были собраны в том числе необходимые сведения о Пушкине. Именно собраны, смонтированы, почти как у Вересаева. Не обзор, не очерк, а именно монтаж: биографическая канва, описание внешности, решающие отзывы критики. Читатель узнавал основное: как протекала жизнь Пушкина, как он выглядел, что думали о нем некоторые современники и потомки… Всего этого было очень мало, поистине собрано было самое необходимое, однако на небольшом примере видно, что удалось сделать Вересаеву…

Статуя представляет мощного всадника, на коне борзом, стремящемся на гору крутую, коея вершины он уже достиг, раздавив змею, в пути лежащую и жалом своим быстрое ристание коня и всадника остановить покусившуюся. Узда простая, звериная кожа вместо седла, подпругою придерживаемая, суть вся конская сбруя. Всадник без стремян, в полукафтанье, кушаком препоясан, облеченной багряницею, имеющ главу, лаврами венчанную, и десницу простертую. Из сего довольно можешь усмотреть мысли изваятеля. Если б ты здесь…

Я знал, что у староверов заграничных много раздоров и партий, и хотя я не мог, по моему положенно и по недавнему сроку прибытия моего в Тульчу, знать хорошо, «куда» принадлежит этот Масляев и «куда» Гончаров, но другого исхода мне не было, как попытать счастья этим способом. Пока я так соображал все это про себя, решаясь пригласить к себе Гончарова, – проездом в Измаил мимо Тульчи из Галаца заехал ко мне в гости консул Романенко и сказал мне, что Масляев теперь в Галаце, и что брат его непременно…