Советская классическая проза

Два года провел Бирзе в Валмиерской тюрьме. Однажды утром дверь в камеру с грохотом отворилась и тюремный надзиратель выкрикнул: «Август Янович Берзинь…» Из камеры вышли двое: один совсем еще молодой, другой — постарше. Они тезки, и фамилия у них одна. Кого же вызывают на смерть? Старший осторожно подталкивает юношу обратно в камеру — он идет на расстрел и спасает своего племянника студента-медика Августа Миервалдиса Берзиня. Осенью 1943 года Бирзе пересылают в Саласпилский лагерь смерти, расположенный…

И потом еще долго тянется беседа старых солдат, и поживших, и повидавших в своей жизни немало… * * * Деда Матвея прозвали Паровозом давно, еще в первые годы после женитьбы. И виновницей была его жена Ксения. Как-то в деже, в которой ставят тесто, не оказалось закваски. То ли собака съела, то ли свекор на похмелье слизал. А хлеб надо было испечь. Ксения, ловко орудуя ухватами и кочергой у печи, сказала мужу: — Матюша, сбегай к Мелашке, попроси закваски взаймы. Не разобравшись как следует,…

А задачу дали большую. Читали по ротам приказ Реввоенсовета Кавказской Краснознаменной армии: «На вашу долю выпала честь быть пионерами высокогорной экспедиции, имеющей исключительное значение». «Экспедиция обязана накопить опыт боевых действий в условиях горного театра». «РВС твердо уверен, что бойцы, командиры и политработники по-большевистски преодолеют все препятствия и трудности». И подписи: Федько, Иппо. Около трибуны на полигоне собирается общеполковое партийно-комсомольское собрание.…

— Добро. — Полковник вытащил из ящика стола письмо и протянул Вахидову: — Это пока единственная улика... — Когда капитан был уже у двери, будто вспомнив незначительное, добавил: — Выпадет время, Касым-ака, составьте авансовый отчет, хоп [1] ? — Ладно... И вот капитан Вахидов зашел к Бруксу с предварительным докладом. — Хитрая механика, — сказал он, поздоровавшись и сев на стул, — прямо-таки электроника. До самого истока добраться не удалось, хотя в общем-то все ясно. …

— Доброе утро, папа! — Шухрат уже сидел за столом и, увидев, что Рано отвернулась, пытался начать завтрак с варенья. — Доброе утро. Арслан отодвинул вазочку с вареньем, и сын стал нехотя ковыряться в рисовой каше. — Когда прилетает Николай? — спросила Рано. — В половине первого, — улыбнулся Арслан. — Товарищ старший следователь, сотрудник уголовного розыска Соснин прибыл для оказания вам помощи. — Весьма рад, товарищ капитан, — улыбнулся Туйчиев. — Скажите, а это правда, что Шерлок…

— Дегенерат! Это в каком алфавите после «Б» следует «Ч»? — возмутился Гурам. — Один сверху, один снизу! — разъяснил Ефрем, указывая глазами на дверь, — дескать, я тут ни при чем, так велел профессор. Я не знаю названия этой болезни — ну, когда сердце подступает к горлу, язык проваливается, лоб покрывается холодной испариной, колени подкашиваются, руки начинают дрожать и в глазах темнеет, — однако, взглянув на Гурама, который огромным платком вытирал лоб и руки и облизывал пересохшие губы, я понял,…

— Тогда до завтра, — подполковник положил трубку. Папиросы отсырели, дым был противным, кисловатым, к тому же, чтобы сделать порядочную затяжку, приходилось сосать мундштук чуть ли не пять минут. Подполковник даже не намекнул, что произошло — значит, нельзя было по телефону. Вывод: случилось что-то очень серьезное, причем, касающееся «зоны». Но как раз за нее-то я и был наиболее спокоен — вот в чем дело! Мысленно еще раз «прокручивая» состоявшийся разговор, я весьма отчетливо представил себе подполковника…

Иногда мать бывает совсем доброй и даже веселой. Начинается это с того, что она, крупная, рослая, с трудом пролезает под низкую притолоку Степанидиной избы, улыбается широкой улыбкой и объявляет: — Письмо от Никона, Степанида. Жив мой Никон, слава тебе, господи. Вот письмо. У Степаниды убит под Волховом сын. Она долго смотрит на счастливую соседку, будто тоже собирается радоваться, но по ее щекам, путаясь в темных морщинах тряпичного лица, катятся тихие старческие слезы. Дарья не может видеть…

Я люблю небольшие речки, извилистые, спокойные, с нависшими над водой кустами, а эту я возненавидел, хотя она была такой, какие я люблю. Она искрилась на солнце, манила к себе, притягивала. Но это было лишь издевательством с ее стороны, потому что мы сидели внутри аккуратной клетки из колючей проволоки, и наши тела превращались от жажды в сухари. Помнишь? Эксперимент начинался у реки. Кто его придумал, не знаю, это не так важно. Может быть, и Ленц. Он был не рядовым профессионалом, а утонченным…

— Дай! — Покажи! — Здорово!.. И десятки протянутых рук! И весело! И не проверяют домашнее задание! …А вечер густел и набирал синеву, и в небе расцветали звезды. Мих-Мих жил в стареньком двухэтажном доме. Дом он свой любил, но понимал, что с него до неба не достать. Рядом с двухэтажным стоял другой — обшарпанный, неприятно-розовый, но пятиэтажный. Мих-Мих деловито оглядел его и увидел черный край крыши и большую зеленую звезду рядом с ним. — Миша! — закричали сверху. — Домой! Уже поздно!…

— У меня была тройка по физике, хотя я в туфель на экзамене клала пятак. А у тебя — четверка. — Я умела создавать видимость. Во всем. Удается мне до сих пор, к сожалению. — Ты несправедлива к себе. — А ты? — Что я? — Справедлива? — У меня сниженные потребности. Со мной все ясно. Ксения опять надолго замолкла, потом сказала: — Я себя не люблю. Геля позвонила от имени отца в книжную Лавку писателей Вере Игнатьевне Ковалевской. Вера Игнатьевна знала отца Гели, когда он был еще совсем…

По ночам в узкой своей кровати Лена снова ощущала себя девчонкой, школьницей, и снова возвращались к ней прежние сны, когда-то тревожные, а сейчас почти беззаботные: будто сдает она экзамены в институт, вытягивает билет за билетом и все с вопросами, на которые не знает, как ответить, а экзаменатор торопит… Дни отпуска летели быстро, и вот Лена снова на вокзале, отец ставит в багажник ящик с помидорами, соседи по купе уступают Лене нижнюю полку, Маша, отвыкшая от детсадовских строгостей, бесцеремонно…

Настоящим выпуском «Роман-газета» предлагает вниманию своих читателей три повести Ивана Науменко: «Последняя осень», «Прощание в Ковальцах» и «Замять желтолистья», опубликованные впервые на русском языке в 1978 году издательством «Советский писатель». ИВАН ШАМЯКИН ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ I Василь покинул ремонтную бригаду за неделю до начала занятий. Он, пожалуй, и сам не смог бы объяснить, почему так поступил: нужны деньги, в семье шестеро, и отец — он служит на станции стрелочником…

То в одном, то в другом месте выныривают, напористо шагая через поля и леса, треугольники огромных бетонных столбов — линии высоковольтных передач. Высоцкий не отрываясь смотрит в окно. Когда редко ездишь, то даже обычные, не раз виденные картины волнуют и радуют. Понемногу Начинает темнеть, в окнах далеких деревенских хат мелькают огоньки. На картофельных полях горят костры, вокруг них видны темные фигуры. Светя фарами, мерно покачиваются на проселочных дорогах автомашины, грузовики с заполненными…

Ты усмехаешься, что здесь, в письме, я задел свою старую болячку. Я тоже смеюсь, хотя это место и сейчас еще малость свербит. Тогда-то оно свербило сильно, даром что за спиной у меня остались и старое время и война. Чертовски здорово было мне тогда — меня, а не кого другого, меня, сына Лийзи, выбрали председателем. И сын Лийзи стал доказывать, что он достоин этого имени и чести… Если эти мои строчки в самом деле дойдут до людей в напечатанном виде, читатель может озлиться и спросить: к чему, мол,…

Творчеству его присуща тонкая, обостренная наблюдательность, сердечность, ясность мысли. И тем радостнее, что уже вторично повесть «Высокая кровь» приходит к самому благодарному — юному читателю. Сергей Баруздин Илья Кашафутдинов ВЫСОКАЯ КРОВЬ 1 Утром того дня в устоявшийся распорядок института внесли сумятицу две телеграммы, каждая с грифом «срочная». Обе были отбиты Сосенковским конезаводом, который требовал назад призовую лошадь.…

«Ветер с Турции», - говорили старики. Однажды этот ветер занёс турецких рыбаков. Их фелюгу взяли в шторм ночью под Балаклавой. По городу разнёсся слух, что поймали шпионов. - А чёрт его знает, - сказал тогда дед Семен. -- Может, неточно, и шпивоны они. А может, и не шпивоны, Завсегда так было, и до революции тоже, что наши баркасы норд-остом заносило до Турции. У Трапезунда аж вылавливали. Дед Семен вечно торчал на причале. И трезвый, и пьяный. Когда пьяный был, то спал часто прямо на берегу,…

Перед самым выходом в море, уже на причале, прощаясь, Гордей Иванович задержал руку Погожева в своей и еще раз напутствовал: — Так что смотри там, Андрей Георгич, в оба. Чтоб все было на высоте. — И неожиданно устало-сосредоточенное лицо председателя разгладилось, на губах появилась улыбка — первая за все эти беспокойные сутки. — Ну как говорится, ни пуха ни пера... Должность Погожева в рыбколхозе прямого отношения к лову не имела. Он заведовал клубом. В его подчинении была одна библиотекарша,…

После душного, старого вагона, пропитанного запахом многих дезинфекций, табака и пота, морозный воздух казался особенно чистым и прозрачным. Уже затихли далёкие звуки поезда, скрывшегося за пеленой позёмки, а мы всё ещё стояли у путей, рассматривая непривычную для нас картину Севера. — Насчёт поезда на Салехард не мешало бы узнать, — сказал начальник изыскательской партии Рогожин. — Идёмте, — ответил я, выбираясь из снега на тропинку. Крохотная теплушка едва вмещала желающих погреться: в…

У каждого своя профессия, моя — лямзить. Сеньку зовут у нас «Горобец». Почему так? Потому, что он подскакивает на ходу, как воробушек: скок, скок… Горобец говорит: — Долгонос, видишь, женщина пирожки продает? Подойди и слямзи парочку. Давно мы по пирожкам скучаем. Готово! Хорошие пирожки! Горобец говорит: — Долгонос, у меня штаны спадают, вон человек ремни продает. Достань мне один. Хорошо. «Достал». Получай ремень. Что бы Сенька ни приказал — все делаю. Очень я его люблю. Сенька Горобец…