Современная проза

Через минуту хрипло зазвенел второй звонок. Уильям шел к своему классу сквозь пропахшую всеми парфюмерными запахами толпу и напевал себе под нос старую песенку – медленно и протяжно, подражая негру певцу, который в этом году вернул ее из небытия: – Ла-аванда, дилли-дилли, Синенькие цветы; Был бы я королем, дилли-дилли, Королевой бы стала ты. И, напевая, вдруг почувствовал ликование, которым был полон его день. Он знал все ответы, он всё подготовил, учителя вызывали его, только чтобы поставить…

В ту пору, когда был сделан этот снимок, моей маме вздумалось отправиться в Нью-Йорк. Чем именно она собиралась там заниматься, мне неизвестно. Но ее отец наложил запрет на поездку. «Запрет» – слово по нынешним временам нестрогое – тогда в старомодной провинции звучало вполне весомо, и его очевидная суровость из уст «снисходительного родителя» еще долгие годы угнетала атмосферу в доме, и в детстве, когда одна из маминых бесконечных стычек с дедом выплеснулась в крик на грани рыданий, я вдруг ощутил…

Ребекка тоже отличалась бледностью, но скорее напоминала карандашный рисунок: ее тяжелые веки и безупречно очерченные губы вызывали в памяти графику Леонардо да Винчи. – Кому хереса? – бархатным голосом спросил Ричард с высоты своего роста. – Может, ты предпочитаешь что-нибудь покрепче? – предложила Ребекке Джоан. Этот вопрос будто возник на рекламном щите, где изображение меняется в зависимости от угла зрения, и Ричард прочел в нем явное указание на то, что сегодня он сам будет распоряжаться…

В ящичках секретера с левой стороны я храню счета, фотографии, вырезки из газет, художественные открытки, коллекцию почтовых марок в кляссерах размером с записную книжку и разные документы, как то: свидетельства о смерти обоих родителей, паспорт, военный билет, водительские права. Потайной же ящичек, так хитро устроенный, что его не отыщет самый искусный вор, служит у меня заместо копилки для мелочи, и когда ее набирается порядочно, я иду с холщовым мешочком пить пиво в заведение под названием «У…

Весь март жарило солнце, а в апреле туристов уже понаехало, курортников — не протолкнешься. В мае мы с Петькой взялись отлавливать рапан. Правда, вода у дна была еще очень холодной, и мы ныряли в свитерах и в трико. Кто не знает, пусть не улыбается — в холодной воде свитер так же помогает, как и на холодном воздухе: не дает смывать согретый телом слой воды. И все пошло бы, как всегда, но… Но этот чертов кувшин с золотом! Это вам не по полтиннику продавать раковины туристам. Тем более все утро…

В углу, на диванчике, нежно — будто плечики любимой женщины — поглаживая и похлопывая желтый сафьян пухлыми ручками, расположился толстый, круглолицый весельчак. Поборовший седину белокурый пух петушком взлетал над розовеющим влажным лбом его, а немыслимо голубые глазки, спрятавшись за постоянной улыбкой, без перерыва набрасывались, как лассо, на что-нибудь и тащили добычу в мозговой архив. Толстяк один не курил и то и дело отмахивался от наползающих сизых волокон. Начальник вынул из папки пачку…

1925 «Своими путями». 1925 СЕРГЕЮ ЕСЕИИНУ До свиданья, друг мой, до свиданья… С. Есенин Среди всех истерик и ломаний эстетических приятств и пустоты — только Ты — благословенный странник, послушник медвяной красоты. Только Ты — простых полей смиренье, дух земли прияв и возлюбив, как псаломщик, пел богослуженье для родных простоволосых ив. И один, ярясь весенним плеском, мог видать в пасхальный день берез, как по-братски бродят перелеском рыжый Пан и полевой…

Она подошла и достала из ранца большую пеструю глянцевую пластинку, каких я до того никогда не видел (похожую мне привезет отец из Бельгии лишь двумя годами позже, когда его выпустят-таки на какую-то конференцию). Она протянула мне пластинку и спросила: — Слушать? От неожиданности я неточно понял ее, но на всякий случай кивнул. — Ты слушать Билл Хеллей? Но во второй раз ее вопрос прозвучал скорее повелительно. Я послушно взял пластинку, стараясь держать так, чтобы на конверте не оставалось…

Представитель фабрики им. Володарского: «Это — пьеса современного автора, трактующего тему классовой борьбы в древние века, созвучную современности… Идеологически пьеса вполне приемлема… Пьеса производит сильное впечатление и уничтожает упрек, брошенный современной драматургии, что она не дает хороших пьес…» Представитель завода им. Ленина, отмечая революционный характер пьесы, находит, что «пьеса по своей художественной ценности напоминает шекспировские произведения… Пьеса трагическая, чрезвычайно…

Времени самостоятельно колдовать с визами уже не оставалось. Я начал обзванивать турагентства. Это было бесперспективно. Путевки были раскуплены еще в ноябре. Я говорил, что черт с ними, с теплыми краями, и просил отправить меня хотя бы в Финляндию. Мне отвечали, что под Новый год как раз путевки в Финляндию (на родину Санты) кончились первыми и нужно было думать раньше. В результате 2 января вместо теплых краев и вместо Финляндии я отправился на автобусную экскурсию в деревню Старая Ладога Ленинградской…

— А чего ж вы не кормите? Дите, оно жить хочет. Ларичева некультурно отхватила зубами кусок колбасы и дала ребенку, чтобы разом заткнуть рот и ему, и бабульке. И еще — чтоб без нервов позвонить. — Алло, статотдел? Забугину. Привет, выписали нас. Но только я приду в понедельник, а папка с оборудованием там, в нижнем ящике, вся запущена. Ты не занесешь? Я посчитала бы на выходных… Вот какая ты клевая. Жду вечером! Оглянулась — сыночек пыхтел над колбасным огрызком. — Алло, это союз? Мне бы…

«Вы про кладбище не пишите. Тут сложно между русскими и казахами». Я уважаю все обычаи, может, с точки зрения мусульман, наш обряд погребения, православный, тоже не ахти как хорошо смотрится. Я с ним подружился, с директором, как коммунист с коммунистом. У нас были взгляды схожие, общие взгляды на многие вопросы. Он мне доверительно про всякие местные ужасы рассказывал. Сейчас про это дело по телевизору запросто, а тогда — ни-ни. Берегли дружбу народов. Свадьбы праздновали: казах и русская. Русский…

Вышли из храма, когда купол и колокольня засияли небесно-розовым светом. Было прохладно. Но розовый свет всё более светлел, отливая золотом, всё ближе сходил к нам, и ощутимое вхождение в новый день, как рождение в новую жизнь, было восхитительно. Трапеза для работников и паломников проходила на этот раз отдельно от братии, в подвальном этаже архондарика. Выстроившись в небольшую очередь, подходили к кастрюлям с едой, накладывали, кто чего желал, для розлива был установлен автомат — в общем, столовая…

— Мам… я когда-нибудь умру, и меня совсем не будет? — громко спросил он и почувствовал, как ладонь её вздрогнула. — Что ты, сынок, на всё воля Божья. Надо молиться Господу, он дарует тебе долгую жизнь. Виктор никогда не видел мать сердитой, вышедшей из себя. Наверное, поэтому Бог забрал её к себе, а он остался один. Отец Виталий, который стоял вместе с ним у могилки матери, сказал: — Мы с тобой почти одинаково зовёмся… Живи у меня. Несколько лет Ткачук прожил при церкви, но вскоре не стало…

— Да, героическая была у нас Родина! — вздохом отозвалась гостиная. — Помянем Родину! — чуть не хором дружно согласились женщины. — Без Родины не жизнь, маята одна. — Родина — род — рождение — родители — предки наши! — Помню, — опять вбился в гул женских голосов бас Георгия, — на автозаводе у нас в былые-то времена на маёвки в лес выезды организовывали. Особенно в те места, где встреча советских войск с партизанами состоялась, ведь директор наш, Иван Михайлович, партизанским командиром был.…

Ханни уже начал работать на новом месте, молодых врачей принято загружать по самое некуда, и поэтому по будням он приезжал в больницу только поздно вечером, чтобы увезти Марихен домой. Разговаривали они мало. Не было теперь такой темы, от которой бы Марихен не передёргивало и со словами: «Ханни, пойми, я пока не имею больше права об этом говорить!», она превращалась в соляной столп. Марихен стала считать, что всё, что может доставить ей удовольствие, — книжка ли, шоколадка ли, — это оскорбление…

— Да ты что, смеёшься? А в противном случае — что? — Сначала — предупреждение, повторно — выписка без компенсации. Всё юридически грамотно оформлено. — Ну, и крут ты, мужик! Где-то я читал, что подобные методы практикуют монахи в буддийских храмах, там ещё надо всегда улыбаться и спину держать прямо, иначе палками поколачивают недовольных. У тебя хоть без этого, надеюсь? — Обходимся без палок. Кстати, сигареты на стол выкладывай, и коньячок мне оставь на память. Первая мысль Василия…

Как-то она разговорилась с девочкой, которая знала, что Мария Сергеевна работает в школе учителем литературы. Лаура оказалась начитанной не по годам, причём, знала не только книги по школьной программе. И когда Мария Сергеевна поинтересовалась, знаком ли Лауре поэт Коста Хетагуров и его книга «Осетинская лира» («Ирон фандыр»), то девочка с радостью закивала головой. «Ой, Вы тоже её читали? У нас дома есть эта книга! У нас и другие осетинские книги есть, целая библиотека. Хотите, расскажу?» И она…

Страшнее её белых глаз и костлявой головы было то, что она не обращала на его протесты никакого внимания. Мальчик решил, что она так издевается, и выкрикнул самое скверное слово, какое только мог себе позволить: « Противная!!!» Его услышали, но не тётя Аня, а вошедшая мать. Секунду спустя щека у него горела. А тётя Аня продолжала дребезжать своё. Она была не только незрячей, но и совершенно глухой, и происходившее в её бедном мозгу давно уже не зависело от окружающего мира. Вот только объяснить…

А ещё есть Жанночка, так с виду симпатичная, в первом классе, но у неё почки отказывают постепенно. Гвоздёв говорит, умрёт. А если б была у неё мама, наверное, отдала бы ей свою почку. А ещё был Серёжа. Розовый, точно с мороза, он забегал в комнату на минуту; что-то тянуло его обратно, но мы не знали — куда. Он был классный футболист, с ним было здорово играть. Он никому не любил мозолить глаза. И никому ничего про себя не рассказывал. У него был рак полости рота, редкое заболевание. Если б мы…