Современная проза

Такая «обычная», но насыщенная и богатая событиями из жизни страны биография автора стала хорошей школой для понимания характера и души простого человека. Вспоминается простой человек Шукшина, где и лихо есть, пока оно тихо, и страдание, и искание себя, своей цели, пусть не всегда осознанно, и сама жизнь со всеми ее прекрасными и некрасивыми гранями. В произведениях автора вам предстанет панорама жизни глубинки, но не той, что дика, как медведь, или необузданна, как горная река, а той, что основа,…

I Галина сомневалась. Нет, не в своем выборе – Юрий был замечательным человеком. А в том, что им вообще нужна эта свадьба. Все-таки они оба – уже взрослые люди со своими привычками, со своими ценностями, со своим укладом жизни. Галине тридцать шесть. Она никогда не была замужем, посвятив себя карьере и младшей сестре, так как их родители рано ушли из жизни. Можно сказать, сестра и была семьей Галины, заменяя ей и ребенка, и прочую родню. Она жила жизнью сестры и общественной жизнью, но как-то…

Наташа устроилась работать в туристическую фирму, но ее совершенно не влекла эта деятельность. Добровольное самоотречение от мечты стать архитектором причиняло боль, разочаровывало. Но работа приносила деньги, а значит, можно было претендовать на независимость и свободу. Странное время, когда Наташа чувствовала себя бесполезной. Ей не нравились маленькое душное помещение, лакированный стол, гудящий компьютер и окно, которое нельзя было открывать. Не нравилось, что необходимо ярко краситься, делать…

– В мелком и глупом тщеславии родители не способны присмотреться к физиономии сына и прочитать на ней первые буквы будущих своих семейных неприятностей. У Володи очень сложное выражение глаз. Он старается сделать их невинными, детскими глазами – это по специальному заказу, для родителей, но в этих же глазах поблескивают искорки наглости и привычной фальши – это для себя. Какой из него может выйти гражданин? После этого обычно возникала длинная пауза, когда глава семьи, Михаил Андреевич, многозначительно…

Сало! Это было сало домашнего посола. Его, небольшой такой, но толстенький брусок, пошуршав газетой, разложил у себя на верстаке столяр Михаил Колобов и стал нарезать большим складным ножом на аккуратные белые, чуть-чуть розоватые пластинки. Мне до конца вечерней смены оставалось часа полтора – несовершеннолетнему, по КЗоТу разрешалось работать только до десяти вечера, смена при этом у меня начиналась в три часа дня, в то время как вся «взрослая бригада» подтягивалась к пяти. И вроде бы перед выездом…

– А пошто (почему) она скёт (стучит) ногами? – Я ей прибаутку бабы Дуни казал. – Кажи (расскажи) её и мне. – Слухай. В одной семье не любили сноху-чалдонку, – начинаю я. – Однажды тятька спрашивает своих дочек: «Кто набздел в хате?» А те ему отвечают: «Это сноха». – Так её же нет в хате? – А это её андарак (юбка) бздит. Бабушка долго хохочет, потом называет меня почему-то «поташенком» и теребит мой чуб. – Заес (заяц) упрел в чугунке, будешь его исть (кушать)? – А откуда взялся у нас…

Согласитесь – чем не символ всей человеческой эволюции (по Иоанну Богослову). Привидения-руины – (прокопченные и огромные) его ничуть не устрашили, он пошагал дальше. Взгляды сторонних людей, словно подошвы по тоненьким инистым лужицам, скользили мимо него и не останавливались на нем. А меж тем – окружающий мир уже туго стягивался вокруг него (и не только) и уже начинал бурно (хотя безо всякой помпезности) изменяться и сдвигаться в непроходимые области сна. С этой самой минуты тень от обычного…

Босс Джона Итан Лонг, невысокий мужчина с нелепой залысиной, носил квадратные очки. Когда злился, он краснел, будто съел острый перец. Сейчас Лонг подошел к столу Джона, и лицо босса покрылось алыми пятнами, а изо рта стали вылетать фразы, похожие на собачий лай. Мистер Лонг был чем-то недоволен, но Джон не различал слов – он приклеился взглядом к заусенцам шефа и их вид парализовал парня. А когда он все же смог отлепить взгляд от пальцев начальника, то тут же прицепился к небрежно заправленной рубашке…

– Смелая вещь, – резюмировал критик с головой, похожей на яйцо. – Бесспорно, такие романы нужны. Но уж коли вы решили посвятить жизнь писательскому ремеслу, неплохо изучить каноны, по которым работают авторы.    Я готовился к худшему, поэтому с облегчением выдохнул, услышав его слова. Ожидания оправдались. – Стиль, используемый вами, просто никуда не годится! У вас превосходно поставленная речь, но вы не умеете ею пользоваться, – к обсуждению присоединился самый молчаливый участник съезда. Его…

Павел, приласкав и почесав за ушком рыженького шалуна, посадил его к себе на ладонь и понес это чудо природы домой. После такой побудки, почувствовав прилив сил, Павел легко взбежал на 3-й этаж и открыл свою 3-комнатную квартиру ригельным ключом. Судя по аппетитному запаху, его мама готовит обед на всю семью. Павел прошел на кухню, подошел к своей матери – Татьяне Ивановне и, поцеловав ее в щеку, доложил о своих трудовых успехах и сказал, что на обед придет попозже – часа через 3. Заглянул в комнату…

Вот, написала и сама чуть не расплакалась. Я вообще начинаю всхлипывать, когда читаю в описаниях: «Так готовила моя прабабушка. Этому рецепту уже двести лет!» Или «этот секрет варенья передавался в нашей семье по материнской линии. Тайна хранилась многими поколениями». Я прекрасно знаю, что это неправда. Потому что у прабабушки вряд ли имелись разрыхлитель в фасованных пакетиках и быстродействующие гранулированные дрожжи. Как, впрочем, и сметана непременно двадцатипроцентной жирности. Сметана была…

– Свои… – То есть родные, а также близкие друзья, которые причем настолько близкие, чтобы ты считал их чуть ли не своими родственниками. – Брат… – Альберт игриво и шутливо пальцем вытер несуществующую слезу и шмыгнул от уже настоящего умиления. – Я не раз говорил тебе о том, что безумно ценю нашу с тобой многолетнюю крепкую связь, такую же, как и между членами моей семьи. Для тебя мое откровение уже давно не должно быть новостью. – Не новость, но каждый раз эти горячие и приятные слова трогают…

– Да что Гусевы? – рассердился он. – Жлобы они. Петька Гусев как был майором, так и помрёт. А я, как ты помнишь, теперь подполковник. Начальник! И всё, хватит! – Василий Петрович отодвинул тарелку, резко встал… и оказался лицом к лицу с Николаем Дорофеевичем, железным своим естеством буквально выпирающим из висящего на стене фотографического портрета. Пузынёв старший непреклонным крестьянским взглядом гвоздил прямо в лоб и Василий Петрович, дрогнув, отступил. – Всё равно будет по-моему, – обронил…

Неугомонные мыши запищали сразу в несколько голосов, и Анна Петровна вспомнила, что это к голоду, когда мыши одолевают, так мать еще говорила. А что? Очень даже и возможно, что в зиму голод будет. Слухов много на этот счет… Тут Анна Петровна, наверное, заснула, потому как сразу вдруг наступило утро, раннее, и пора было вставать. Ох, нелегко это, когда тебе восемьдесят пять, когда тело грузное и непослушное, словно чужое, когда ноги чудовищно отекли и еле-еле двигаются, разве что не скрипят как несмазанные…

А ещё через минуту в класс торжественно вошёл математик Виктор Самойлович и с порога протрубил (трубный голос у ВикСама был от природы низкий, как у Шаляпина, и громкий, как у школьной уборщицы бабы Веры): – Господа девяти(гэ)бэшники! Сегодня мы оторвёмся по полной! Тема урока – математический софизм! Все напряглись. Дося-Фрося даже ойкнули от испуга, а Хамам заржал, как конь, предчувствуя полуторачасовую халяву. – Ну-с, начнём, пожалуй, вот с чего. – Виктор Самойлович взял мел и пару раз…

Помню, как-то раз на улице увидел как раз такую инсталляцию и ходил вокруг неё с хохотом минут десять. Как хорошо, что тогда никто из учеников не увидел меня. Тогда я ещё преподавал химию в малом корпусе гимназии номер 2357. Признаюсь честно, уже там меня считали чудаковатым. Это чудачества не из серии шапочки из фольги или разных носков. Просто всегда меня называли нелюдимым и злым, порой говорили, что я слишком эмоционален. Хотя, пожалуй, часто говорили последнее. Даже очень часто. Пришлось научиться…

– А ты учи французский, и про английский не забывай. Ты ведь у меня девочка способная. – Ну, зачем мне этот французский? – Продолжаю возмущаться. – В интернете общение только на английском. – Во-первых, ради тебя одной такой умницы никто не будет перекраивать весь учебный процесс, и заниматься индивидуально. И если весь класс учит французский язык, тебе придется учить его со всеми. – Мать хитро улыбнулась. Я, почувствовав легкий подвох, насторожилась. – А что во вторых? – А во-вторых,…

На деревьях дрожат от осеннего ветра самые стойкие из листьев. Их коричневые собратья уже больше месяца устилают откосы кюветов. По обочинам шоссе в свете фар замелькали яркие карминные пятна: клён приречный. Успел заметить на указателе: Ломово. В убогой деревне, с просевшими от бесконечных дождей домишками, нашлась толковая голова и добрые руки. Кюветы аккуратно обсажены клёнами. Позже всех расстаются с деревом листья удивительной красоты – на радость уставшим водителям, назло холодам и слякоти.…

ГЛАВА I Марина с негодованием закрыла новостную ленту в своем смартфоне. Еще одно убийство! Почему бездействует полиция?! Сколько еще нужно жертв, чтобы преступник был пойман? Вот уже несколько месяцев, как город в страхе следит за развитием неспокойных событий: одна за другой пропали две девушки. Позже их тела с признаками удушения обнаруживались на различных пустырях. И вот теперь – третья! Почему этого подонка нельзя вычислить? Отследить все связи погибших, изучить их соцсети, мобильные телефоны…

– Детонька, ну, что ты? Чего ты? Милая моя… Наташка, размазывая слезы по холодным щекам, замотала головой. – Ой… Не умирай! Останусь одна на всем белом свете… Бабушка, чуть поморщившись, слабо улыбнулась. – Детка, всему на этом свете свое время. Всему. Все должно быть вовремя. Надо вовремя родиться и вовремя уйти. – Нет… – отчаянно зарыдала внучка. Бабушка промолчала. Тишина плыла по их большому дому. И только тикали в горнице неугомонные ходики, купленные когда-то дедом на ярмарке,…