Современная проза

Все это быстро мелькало одно за другим: я не тяжелый, а санитары торопились. Конечно, все могло мне только почудиться; у меня сильный жар и решительно все болит: голова, ноги, руки, а сердце колотится как сумасшедшее — что только не привидится в таком жару. Но после породистых физиономий промелькнуло и все остальное: все три бюста — Цезаря, Цицерона и Марка Аврелия, рядышком, изумительные копии; совсем желтые, античные и важные стояли они у стен; когда же мы свернули за угол, я увидел и колонну…

Больше всего мне нравится лежать в кровати и мечтать. Лежа, я подсчитываю, сколько сотен тысяч рабочих дней нужно, чтобы построить мост или большой дом, и думаю о том, что этот мост и этот дом могут быть разрушены в одну минуту. Зачем же тогда работать? По-моему, все бессмысленно. Именно это и сводит меня с ума, когда я бываю вынужден таскать камни или убирать мусор, чтобы они имели возможность построить еще какое-нибудь кафе. Я сказал, что дело в нервах, но нет, дело в том, что все бессмысленно.…

— В том-то и беда с вами, молодыми… ага, есть! — удовлетворенно проговорил Свенсон. — Скакнули на пять с плюсом. Так же плавно, как язык соскальзывает из одного фонетического отдела рта в другой, их путь сквозь время перешел в банальное пространственное перемещение. Бессчетные мегамили, отделяющие Землю от системы Б-303, звездолет перепрыгнул одним махом, словно заурядный рейсовый крылобус — Атлантику. И теперь, в двух шагах от этой второй Земли — которая именно в силу своей умопомрачительной отдаленности…

— «Каймок!» Едучи в такси, Мурин задремал. Неоднократно уже, когда он оставлял свой дом, отправляясь в командировки, его весь день не покидало чувство, будто он что-то забыл, хотя по опыту он знал, что все, что нужно, было им с собой прихвачено, а это всего лишь неуверенность, от которой давно пора бы избавиться. Чувство было похоже на то, будто, выходя, он зацепился за косяк рукавом, и тонкая ниточка протянулась между ним и домом, становясь длиннее и длиннее, а сам он — короче и короче, точно…

На карте вы можете увидеть путь, который проделал паровозик. Сейчас он проезжает место, обозначенное крестиком. Он шел со скоростью всего лишь двадцать миль в час, для паровоза это очень мало, но к полудню ему казалось, что он проделал уже многие сотни миль. Он совсем запутался и решил, что добрался до края Англии и вот-вот увидит море. Он проезжал через холмы и равнины, долины и болота и снова через холмы. Он думал: «Если бы меня могли сейчас видеть жители Малой Пыхтелки!» Как-то раз мимо него…

Она ждала у выхода с перрона. Я отдал мой билет контролеру и повернулся к ней. – Миссис Томпсон? Она улыбнулась. У нее было бледное спокойное лицо и темные с проседью волосы. Ее улыбка была необычной – уголки рта едва шевельнулись, но в глазах засветились теплота и дружелюбие. Это совсем не походило на обычную светскую гримасу. – Вы Джо Лэмптон,- сказала она.- Хорошо доехали? – Она пристально, в упор смотрела на меня. Я смутился и не сразу сообразил, что должен пожать. – Очень рад познакомиться…

5. ОТЕЛЛО - рыж. жер. от Лоу-Гановера и Оксаны, 2.09.4. Последнее и лучшее время. Только первые места. Наездник Мося (камзол и картуз желтые) ничем никогда раньше не выделялся, но с Отелло работает как надо, по первому классу, без левых номеров. Собственно, дело ясное - ставь все деньги на Отелло в одинаре. По два пятьдесят за каждый билет получишь. Публика-дура будет искать темноту (и ты в том числе). Или Отелло без всяких вариантов, или... не угадаешь. Ах, Отелло, Отелло, ведь я играл его еще…

Свет они зажигать не стали, потому что в окошке уже начала теплиться утренняя заря, можно было различить и лежанку, и дверь, и образа в красном углу, обрамленные рушниками. Николай Петрович долго томил Марью Николаевну молчанием, вглядывался в эти знакомые ему с детства образа. И чем больше вглядывался, тем больше они казались ему сегодня какими-то обновленными, хотя еще и по-страстному скорбными. В душе и в мыслях Николай Петрович помолился им и наконец начал рассказывать Марье Николаевне о только…

- Садитесь, садитесь, - чувствуя нерешительность Августа, замахал руками старичок. - Слышите? Август с опаской сел на краешек кресла и прислушался. Да, где-то рядом звучала тихая, неприхотливая мелодия. И как он не услышал ее раньше? - Это играет один мальчик, - пояснил хозяин. - Там, за зеленой дверью, голубой рояль. Скоро мальчику надоест это занятие, неслышно хлопнет дверца, и он выбежит в сад. А в саду царит вечное лето, всегда играют дети, звучит смех и не разобрать, кто взлетает над кустами:…

Милостыня. Просить ее — давно yже не стыдно. Это привычка, но скорее — профессия. Только бы yспеть продержаться час-дрyгой. Сегодня дежyрят «добрые» менты. Если не наглеть не прогонят. А наглеть — это значит показываться ментам на глаза. Если заметил мента — вставай и иди, покажи емy свое yважение, а если сидишь — обязательно прогонят. Забирать в отделение милиции Сергея Сергеевича перестали yже давно. Одного взгляда, брошенного на него, достаточно для милиционера, чтобы понять, что это бомж. Комy…

Соседка Любы берет карандаш, переворачивает свою тетрадь и пишет на чистом последнем листе: «Меня зовут Наташа. Видишь на парте линейка? От нее линия вниз это будет граница. Слева моя парта, справа твоя.» И с новой строчки: «Как тебя зовут?» Еще до того, как Люба дочитывает последние слова, Наташа принимается стирать написанное резинкой. Люба тоже переворачивает свою тетрадь, из нее, как внутренности из мухи, вылезает мягкая промокашка. «Люба», — пишет она карандашом на последнем листе. …

Порой и меня охватывают приступы тоски, и я, закинув морду к небу, вопрошаю Господа нашего Иисуса Христа: — Кто я, в конце концов, черт побери, дитя человеческое или короткоухая такса? И голос свыше мне отвечает: — Ни то, ни другое! — Но кто ж я тогда??? А он отвечает мне: — Ты никто. 3 Теперь я, не задерживаясь, прохожу сквозь людей этого мира. Отличный фокус, знаете ли, более того — великое чудо для тех, кто даже не подозревает о своей нереальности. С другой стороны, меня всегда…

Потом они подружились, и ночи стали общими, и одеяло... и так было много лет. * * * Рем заснул и не слышал, как вернулся кот, потом сквозь сон ощутил знакомую тяжесть на ногах, но почувствовал непривычное. Кот не устраивался, не копал одеяло, прежде чем залечь, как всегда делал, а лежал, не двигаясь. Потом задергался, тяжело упал, скатился вниз, и не пошел, как обычно, слабо цокая когтями, а со странным шумом, будто что-то волочил за собой. Луна освещала двор, прочертила широкую светлую полосу…

Изабелла вновь начала длинную речь, то и дело упоминая о «христианском смирении». Герцог наконец сообразил, что над ним потешаются. У него хватило ума не хитрить и сказать Изабелле попросту, что брак этот был ему действительно не по душе, пока он ее не видел, но что теперь он придерживается иного мнения и весьма счастлив находиться в ее обществе. – Как, – воскликнула Изабелла с откровенной насмешкой, – ужели это правда? Вам приятнее со мною, нежели с синьорой Лукрецией? И тотчас же, как бы желая…

Лишь осталась у Балашова в сердце длинная заноза. Иногда покалывало. И вот после года семейной жизни Надежда поехала в Москву аж на два месяца. Так надолго они ещё никогда не расставались. Перед разлукой выпала череда бурных семейных ссор. Балашову то не нравилось, что Надежда слишком весело собирается в дорогу, то раздражала самостоятельность её решения ходить там, в Москве, в бассейн, для чего она потратила целый день на доставание медсправки... Одним словом, Алексей нервничал изрядно. …

- А что от меня надо? - Огород выделю - десятую урожая мне, а дальше посмотрим... писатель... Работу могу предложить, в жэке, но денег мало. Свиньи экономику подрывают. Это все Блясов, доберусь я до него... - Я согласен... Подумаешь, десятая, с супом и в тепле - проживу. - Только сначала зайди в сто седьмую, к Гертруде, он у нас главный по политике. А поселим тебя... - Нельзя ли в двадцатом? Управдом удивленно поднял брови: - Вот именно, в двадцатом, там все живут. - Как так -…

– Дело в том, – ответил Жень Ци, – что благородный муж как никто другой видит, в какую пропасть правитель ведет государство. И если он верен своему Дао, а благородный муж всегда ему верен, это и делает его благородным мужем – он должен кричать об этом на каждом перекрестке. Только слияние с первозданным хаосом может помочь ему смирить свое сердце и молча переносить открытые его взору бездны. – Под первозданным хаосом ты, видимо, имеешь в виду изначальную пневму? – спросил император, чтобы окончательно…

Впрочем, красный телефон, на Лизиной памяти, не звонил никогда, в отличие от другого – черного, вечно верещавшего, как недоколотый поросенок. Но черный телефон муж не брал с собой в ее спальню ни разу за два года их совместной жизни. 2. Они познакомились, а точнее впервые увидались, на устричном балу, куда Лизу пригласил знакомый журналист, все никак не решавшийся сделать ей предложение, потому что пока еще не развелся с третьей женой, а со второй никак не мог не доделить имущество и детей.…

Поэтому неудивительно, что именно у такого человека появилось желание заменить кровавые огнестрельные разборки, при которых в одной только Москве кормилось не меньше тысячи журналистов и фотографов, на какую-нибудь более цивилизованную форму снятия взаимных претензий. Эта мысль пришла Кобзарю в голову в только что открытом казино «Yeah, Бунин!», когда он, слушая вполуха известный шлягер «Братва, не стреляйте друг в друга», размышлял о русской истории и прикидывал, на красное или черное делать следующую…

Сначала взрослые нагибаются откуда-то сверху и подносят к тебе растянутое в улыбке лицо. Видимо, в мире действует закон, заставляющий их улыбаться, обращаясь к тебе, – улыбка, понятно, деланная, но ты понимаешь: зла тебе сделать не должны. Лица у них стремные: изрытые, в пятнах, с щетиной. Чем-то похожие на луну в окне – так же много деталей. Взрослые очень понятны, но сказать про них почти нечего. Часто бывает пакостно от их пристального внимания к твоей жизни. Вроде бы они не требуют ничего: на…