Современная проза

Мать снова завела разговор — сначала вкрадчиво и медленно, потом быстрее, а потом и вовсе перешла в крик: — Ну скажи, почему каждое утро повторяется одно и то же? Мне вовсе не по душе, что ты все время таращишься в окно, понятно? Чего ты добиваешься? Ты что, хочешь увидеть их? — Пальцы ее дрожали, как белые лепестки цветка — даже в гневе она была умопомрачительно хороша. — Этих Тварей, которые бегают по дорогам и давят людей, точно тараканов? Да, он с удовольствием посмотрел бы на монстров во…

Старики вообще особо трогают мою нервную систему. 9 мая вся Тверская была в молоденьких солдатиках, расставленных через каждые пятьдесят метров. Прямо по дороге шли гордые старики, а молодые прыщавые новобранцы отдавали им честь. Старики козыряли в ответ, преисполненные чувства собственного достоинства. Это был их праздник, и они величественно несли свои мундиры и боевые ордена по главной улице страны. Я стояла на углу Тверской и Малого Гнездниковского переулка (на Тверскую меня не пустили солдаты),…

По счастью, в сумке парня нашлось несколько куриных мослов от употребленных дорогой «ножек Буша», и кобелек с радостным визгом принялся за них. На собачьи вопли вскоре пришла соседка - баба Маня, помнившая Артема еще безволосым младенцем с пухлым личиком. – Ишь, как жрякает! - удивилась она, - как Алла умерла, три дня в рот ничего не брал. Совала насильно - отпихивался. Ну, здравствуй, крестничек! – Здравствуйте, тетя Маня, - поздоровался парень, - а у вас здесь почти ничего не изменилось. …

Напористый, с характерным придыханием женский голос: – Да! – Представьтесь, пожалуйста, – приглашает ведущая. – Меня зовут Фира!! Меня многие знают – Фира Хабалкина! Если слышите меня – отзовитесь, дорохие мои соученики – Веня Рохман, Нюмик Костюковский, Роза Дорошевич, Буся… – Постойте-постойте, вы из Литвы? – Нет, я из Кременчуга! – Но Кременчуг – это на Украине, а сегодня мы, как вы слышали… – Правильно! Но моя мама была таки из Литвы! – Ах, вот как! – в голосе ведущей слышно некоторое…

Наш капитан совмещал обязанности гида со своим прямым судоходным занятием. С самого начала осведомился, на каком языке вести экскурсию, и, выяснив, что языков по крайней мере три – английский, русский и немецкий, – честно переводил каждую фразу трижды. Спасало положение только то, что за всю экскурсию он, собственно, и произнес всего несколько фраз. Мотор настойчиво тарахтел, капитан, переложив румпель, или как там это называется, бросался на середину ботика, громко объявляя лично мне что-нибудь…

Я входила в автобус в самом начале маршрута, почти всегда была первым пассажиром и садилась на переднее сиденье, возле двери. Водитель, молодой сумрачный парень, на мое «доброе утро» только молча кивал и на всем протяжении пути не говорил ни слова. Но каждый раз происходило одно и то же, со временем ставшее чуть ли не ритуалом: перед особо опасным участком пути, когда автобус должен был быстро проехать узкими улочками арабского села, водитель, держа левую руку на руле, правой доставал из кармана…

Словом, за час управились и остались друг другом довольны. Тут он спохватился, стал одеваться и пообещал, что вот-вот, минут через десять-пятнадцать, они появятся. – Кто это – они? – спросила поэтесса. – Ну, Михайлов и еще один, визажист… – Кто-кто?! Журналист смущенно и плутовски улыбнулся. Он уже стоял в дверях. – Нина Аркадьевна, дорогая, но ведь если б я сразу сказал, что явится целая команда, вы бы меня и на порог не пустили? – Конечно не пустила бы! – возмутилась она. …

Я встал и принялся бродить по квартире, в которой мы прожили вместе тридцать пять лет. Кружил по комнатам бесцельно, бездумно – контуженная взрывом рыба… Касался занавесей, перебирал на полках ее любимые безделушки, гладил ладонью угол клеенки на кухонном столе. Любая вещь здесь была куплена, сшита или связана ею. Ее запахом был насыщен воздух квартиры. И в этом густом, пропитанном всею нашей жизнью воздухе я завяз, как муха в янтаре, как гриб в маринаде… Тяжкая духота навалилась на меня, давила,…

Хотя и у них всякое бывает. Актер Женя Терлецкий рассказывал, как однажды они с театром возвращались поездом в феврале из Сочи с довольно неудачных гастролей. Вышел он в тамбур покурить, а там, в характерной такой присядке – на корточках – сидит ну явно уголовный элемент и тоже курит. И Женька стоит, курит. Тот спрашивает – что, мужик, хмурый такой? Женька говорит – мол, так и так, возвращаюсь с неудачных гастролей. Тот присвистнул, сплюнул: – Нуты даешь, мужик! Кто же в Сочи в феврале на «гастроли»…

Утюг не утюг, а Платову нравится. «Нива» – вроде как маленький джип. К нашим условиям самый подходящий автомобиль. Зимой, например, когда улицы не чистят, – можно парковаться прямо в сугробах. Или летом на рыбалку проедешь где хочешь. Или осенью в лес. К тому же удобно: заднее сиденье сложил и грузи хоть холодильник. Но Платовская «Нива» тут абсолютно ни при чем! – Постой, постой! Ты же сам недавно говорил, что козлу, который твою машину купит, попариться придется – мама не горюй! Что он с ней…

– Да, – вздыхает мой муж. – Трудно быть полиглотом… Вот Борис никогда не заботится о том, чтобы кто-то где-то понял его правильно. У него своя метода: он повторяет за собеседником последнее слово и широко улыбается. – Грация! – несется нам вслед от официантки, довольной чаевыми. – Грация, – галантно повторяет мой муж, и ступенек через пять добавляет себе под нос: – Грация за изжогу! Да, завтрак в итальянском пансионе общеизвестен: круассан, принципиальная булочка, твердым моральным устоям…

– Тебе, – простодушно ответил он. – Да благословит вас Бог, масса Гек! Тогда он с жаром принялся доказывать все выгоды самостоятельного бизнеса. Можно сильно греть налоговое управление, объяснял он, списывая текущие расходы на все, буквально на все! К примеру, приобретаешь ты за пятьдесят миллионов долларов на аукционе "Сотбис" Ван Гога, "Автопортрет с отрезанным ухом", и когда представляешь документы об этом в налоговое управление… – ..'.тебе отрезают все остальное… – Да нет! – кипятился…

Первый раз обулась в них, когда ходила к усадьбе Бернотасов, Антанаса искать ходила. Самый первый раз. Отец не вытерпел — давно уже собирался, — привез из города коричневые туфли, бережно положил на лавку и тихо, не глядя на дочь, сказал: — Бери, бери. Не босиком же под венец идти. Вот и обула впервой, как пошла искать Антанаса. Тихо, неторопко подошла лугами к воротам усадьбы, обула коричневые туфли, а потом прижалась к глиняному кувшину, что сушился на заборе, уткнулась лбом в его прохладный…

Ну, если уж мы заговорили о женщинах… Женский роман – термин уничижительный. Воображение мгновенно рисует аляповатые обложки с голубиной парой влюбленных, крупный шрифт для малограмотных и нежно-розовый образ Барбары Картленд с круизами, подушками и собачками. Но женская проза – нечто иное. В этом случае подразумевается особый женский взгляд, специфическое женское видение мира. Вы связываете себя с женской прозой в этом втором понимании? Знаете, в каждом интервью мне задают этот вопрос. Следующего…

Итак, мы вернулись к началу. Он умер и упал на крупный булыжник мостовой, шипя лицом… Растрепанную и обезумевшую от икоты Берту притащили в участок прохожие свидетели, и вплоть до суда, почти до родов, она таки посидела в кутузке. Между тем, убитый (как остывает кровь и гаснет свет в этом глухом и тесно сколоченном слове!), – убитый молодой человек приходился прабабушке Хае родным племянником! Любимым сыном ее родного брата. Старшим – у брата было еще двое сыновей. И прабабушка Хая – ангел,…

Артемьев скупал картины и уже не мог жить без хорошей живописи. Он разбирался в художниках, умел увидеть настоящее там, где не видел никто. Умел предвидеть и предвосхищать. Войдя в свой дом, Артемьев сразу начинал отдыхать, как бы ни устал. Полотна на стенах как будто говорили ему: «Привет. Ты дома». И он мысленно отвечал им: «Привет. Я дома». Роза была частью дома, частью его самого. Он ее любил. Но гулял. Привычка. Первое время Роза переживала. Скандалила. Потом махнула рукой. Здоровье дороже.…

Рассказывая эту притчу, мой отец добавлял: «В христианском учении по крайней мере одно бесспорно, — это то, что Йешу был евреем, что ему плевали в глаза, и таскали за бороду, и под конец прибили живьем к столбу позора. А как же могло быть иначе? Ведь он тоже один из нас. Только это и бесспорно. А все остальное…» И он разводил руками и поднимал глаза к потолку. Мой отец занимался коммерцией, и в этом не было ничего удивительного: три четверти жителей города были ремесленники и мелкие торговцы. Но…

Алеша и Нинка лежали в Нинкиной кровати. У Алексея было мало времени, следовало поторопиться с основным занятием. Но Алексей не торопился, смотрел в потолок, что совершенно не соответствовало моменту. – Им ничего не надо, – сказал Алексей. – Знаешь почему? – Какой ты красивый, Алеша! Как Мцыри. Нинка не могла отвести глаз от любимого лица. – Потому что временщики, – продолжал Алексей. – Придут, наворуют и уйдут. – Знаешь, за что я тебя люблю? – спросила Нинка. – Царь оставлял страну своему…

Мартыныч опешил и умоляюще посмотрел на Рэнди. Но тот лишь кривовато ухмыльнулся и слегка пожал плечами, как бы говоря: «Извини, друг, для тебя роли в этом сценарии не предусмотрено». А брюнетка встряла совсем по-нашему: — Ты чё, не понял?! И Мартыныч от дикой тоски пробудился в семь утра, что для выходного дня было полным нонсенсом. Утренние часы тянулись томительно, и, чтобы хоть как-то развеяться, без десяти девять Мартыныч отправился к открытию в пивной бар. Заведение размещалось на первом…

О каменную столешницу звякнула бутылка «Биттбургера», а затем и гигантская тарелка с выбранным им раз и навсегда блюдом, кстати, самым дешевым: кусочками цыпленка с рисом, овощами, молодыми побегами бамбука, некими китайскими грибами (неопасными). Все это тушилось тут же на большой сковороде с ловким подбрасыванием. Напротив, в потемневшем окне он увидел себя. Вот так: Вдруг с отвращеньем узнаю Отрубленную, неживую, Ночную голову мою. [3] 3 Владислав…