Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке
Шрифт:
Попаданец немного поеживался, как всегда, перед новым еще непонятным делом, когда ничего пока не было ясно, и преступник мог оказаться любым персонажем. И, между прочим, попаданец увидел один, очень благоприятный для него признак. Император, наконец, окончательно перешел с ним на ТЫ. А он знал, как историк, что Николай Павлович, будучи воспитываемый в молодости гвардейским офицером, предпочитал со своими быть по проще и не выкать. То есть он перешел в близкий круг императора! Августейший повелитель с ним на ТЫ.
Константин Николаевич и так уже там был вроде бы по жене, которая очень нравилась монарху,
Бенкендорф меж тем доложился присутствующим, главным образом князю Долгорукому, в несколько минут. Император совершенно зря упоминал о времени. Рассказ был до неприличия короток, потому что говорить было не о чем. И шеф жандармов, и сам император от этого немного были смущены.
Константин Николаевич, тебе месяца хватит? — обратился Николай к князю после долгой красноречивой паузы, дождался согласного кивка, продолжил: — действительному статскому советнику светлейшему князю Долгорукому через месяц доложить о ходе дела! Дерзай! Какие у тебя будут первые действия?
Любопытным по делу службы был не только император. Его дочь, любимая и очень обожаемая жена подошла к князю и вдруг положила на плечи. Николай предостерегающе кашлянул, а Константин Николаевич понимал ее так — пока не расскажешь, не уйдешь. Ха, не очень-то он и собирался секретничать.
То, что сиятельные важные сановники по уголовному делу не очень-то преуспели, его не удивило. Так было и в XXI веке. Начальства может быть много, но работать все одно будут рядовые следователи.
— Будем вести следствие сразу по двум направлением, — разъяснил вновь назначенный следователь светлейший князь Долгорукий, — во-первых, проведем тщательные облавы по районам столицы. Облавы осуществим полицейскими силами при поддержке жандармов. Подозрительные лица из Санкт-Петербурга вышлем с запретом в дальнейшем приезжать в столицу. Явно виновных по любым делам арестовывать, отдавать под следствие, — вспомнил советскую практику, уточнил: — если обнаружим вину — в тюрьму, не обнаружим — в ссылку в Сибирь.
— О-о! — удивилась Мария Николаевна, — за что же такое? Это же настоящее тиранство!
Теперь уже удивился попаданец, правда, молча. Почти половина россиян оказалась крепостными за самодурами помещиками, и она еще думает за что и как?
Посмотрел на Машу. Та была так искренне удивлена, что князь не решился возразить. Перевел взгляд на мужчин. Крупные чиновники, они были настроены более цинично-трезво.
— Вполне, — оценил Бенкендорф, — хотя и жестко, но не очень. Зато город успокоим.
— Только столбовых дворян и чиновников с 10 класса, по возможности, надо будет ограждать, — добавил Николай.
Князь только пожал плечами, сказал в знак согласия:
— Так точно, ваше императорское величество. Да, ваше сиятельство!
И продолжил, ответив Маше показом языка:
— Во-вторых, спешными темпами вести само следствие. Обрубать все эти воровские связи. И со стороны грабителей и со стороны сообщников
из обслуги дворца.Николай раздраженно повел плечами. Последние слова ему не очень понравились, но, помня о недавнем случае о вороватом слуге, он не стал возражать. Дело, кстати, до сих пор не закрыли.
Впрочем, Константин Николаевич и не собирался замалчивать разговоры об обслуге. Не потому, что хотел показать себя таким умным, а исключительно из чувства дела. Ведь проблема есть. Значит, надо ее решать, а не замалчивать.
Тем более, монарх, проводив вновь вышедшую дочь, уже негромко предположил:
— Сдается мне, что в этом грабеже участвовала и сама Мария.
А. Х. Бенкендорф и сам князь Долгорукий неприятно удивились. Как же так, великая княгиня и старшая дочь правящего Самодержца и вдруг… И ведь подозревает ее сам августейший отец!
Видя, как были поражены приближенные, император пояснил:
— Девчонка еще, не понимает, что делает, все пытается остановить около себя суженого, — он кивнул на князя, — и даже может совершить уголовное деяние, не понимая этого.
«Не-не-не, только не это! — мрачно подумал попаданец, — сразу видно, что ты, величество, не профессионал. Самое малое количество фактов плюс домыслы. И вот уже дочь преступница. Да еще меня за уши притянул. Да, а вот с Машей надо обязательно поговорить».
— Ваше императорское величество, — попросил он Николая I, не комментируя его вариант преступления, — могу ли я поинтересоваться подбором обслуги?
— Можешь, — согласился монарх, — даже более того, я обяжу моих чиновников помогать тебе. Никогда не во вред найти какие-нибудь ошибки.
Николай не зря упомянул о предыдущих ошибках. Порывшись в бумагах дворцовых служб, князь поначалу решил, что контроль над дворцовой обслугой вообще не ведется. Агхм! Потом нехотя признался, что все же контроль какой-то есть, но весьма странный. Какой-то уродливый. Полицейский надзор не велся совсем. Как будто трудолюбивым слуга должен быть, а вороватым не обязательно. Не удивительно поэтому, что старательные и преданные слуги могут быть вороватыми.
Комендант Зимнего дворца генерал-майор Заманный поначалу был замкнутым и молчаливым. Но князь, вполне понимая ее мрачный вид, буквально прямо объяснил, что ему надо и какую тот может играть роль.
Уяснив, что он его не собираются никак трогать и вообще комендант в этом деле лицо сугубо второстепенное, гвардеец просветлел и уже оказался более разговорчивым и даже милым.
По итогам этих разговоров князь Долгорукий настоятельно предлагал государю-императору ввести новую должность заместителя коменданта по полиции. На что император соизволил написать на всеподданнейшем докладе: «Быть по сему!»
От официоза в стороне осталось: Николай Павлович действительно заинтересовался и должность принял, но неожиданно поставил на нее Константина Николаевича, вполне резонно посчитав, что инициатива наказуема, а князь будет весьма эффектно работать.
Пришлось выскользнуть из положения скользким угрем. Так, чтобы и лишнюю и, надо сказать, для князя не нужную должность не получать и государя не обозлить.
Помог его начальник по жандармам граф Бенкендорф, который предложил ротмистра Новосильцева — очень деятельного молодого человека тридцати с небольшим лет от рода.