Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

Император, самолично ознакомившись с новым сотрудником, им был удовлетворен и отстал от попаданца. Фу!

Напоследок пришлось прошерстить уже принятых в Зимних дворцов работников. Вот тут пришлось поработать. Константин Николаевич прекрасно понимал, что среди них есть крыса и ее надо обязательно найти. Но кто это?

Граф Бенкендорф сунувший по должности нос и в эту проблему, указал ротмистру Новосильцеву очень даже занимательного кандидата в злодеи — истопник Захаров — нелюдимый и довольно злобный на вид мужчина за пятьдесят лет, с большой черной бородой, придававший ему вид свирепого пирата в отставке. При виде его так и казалось бездоказательно, что он всю жизнь грабил и убивал в Карибском море, а под старость пошел работать истопником в императорском дворце. Эмоции оказались вредными не только для маленьких детей и для капризных женщин, но и для взрослых серьезных жандармов. Поверили-таки дяденьки без особых доказательств!

А если серьезно, то князь тщательно — но не более дня — изучал Захарова, вник в суть его работы и вывел за рамки подозреваемых. В отличие, кстати, Новосильцева, который, согласно указаниям шефа жандармов, продолжал «копать под истопника». Константин Николаевич попытался было вразумить ротмистра. Ведь сразу видно, не туда копает.

Ага, возьмешь его голыми руками!

Главное и железное доказательство — так считает его сиятельство. И хоть железом по лбу чеши! Ни чем не убедишь, как будто шеф жандармов Господь Бог и каждое его слово истина в последней инстанции.

Что делать, иди своим путем, а он пойдет своим. Пока ротмистр Новосильцев по указаниям начальства искал некие «воровские доказательства» «злодея» Захарова, князь Долгорукий выискивал факты совсем под другим углом. Не из внешних признаков обвиняемого, а из аналитических убеждений, что слуга, как минимум, помогал ворам, а то и сам грабил. И личико имел, между прочим, очень даже симпатическое. Ха!

Вот тогда он и увидел среди слуг именно великой княгини юную и, надо сказать, весьма пригожую Анюту Ковалеву. Вначале она ему была даже приятна. Такая была беззащитно-красивая и привлекательная, что очень хотелось приголубить и обогреть. А если к тому же узнать, что она — незаконнорожденная дочь сына екатерининского вельможи. Богатого, но не давшего ничего, то картина будет полная. Чувство же было одно — помочь и подать, хоть чего-нибудь.

Однако когда первая волна блаженных эмоций схлынула, и Константин Николаевич мог сознательно подумать, ему показалось, что она может оказаться первым кандидатом в пособники грабителем. Ближняя прислуга дочери монарха, от которой у Маши практически нет никаких секретов и закрытых дверей. Ведь почти дворянка, причем дед ее очень именитый и известный.

Конечно, это еще ни о чем не говорит, но все-таки, присмотреть за ней необходимо одной из самых первых. И окончательно решить — брать за цугундер или вообще оставить в покое.

А когда один из его штатных агентов жандармского управления проследил ее путь от дворца до съемных квартир, в которых, по сведению Санкт-Петербургской полиции, жил одних из самых известных «воров в законе» того времени Андриан Два Пальца, прежняя жизнь Анюты оборвалась окончательно и бесповоротно.

Ибо, если она и не будет виновата, но держать около великой княгини человека с такими криминальными связями будет уже никак нельзя.

С такими мыслями он и пошел еще не к допросу, просто к отвлеченному разговору с обвиняемой Ковалевой.

Что жалобно красивая птичка нам споет?

А между тем, так сказать коллеги-жандармы попаданца сумели притащить в клювике новую работу. Князю Долгорукому в первую очередь, разумеется. Появилась новая подозреваемая — кухарка Аглая Спиридонова И ведь, по чьей, между прочим, наводке? Его императорское высочество Мария Николаевна! А потом, кто настоял на задержании Аглаи?

Он мстительно повторил (про себя, разумеется), что арестовали и допрашивали кухарку Спиридонову по наводке великой княгини Марии Николаевны. Ха-ха!

Потом вспомнил свою прежнюю любимицу, от которой его отодвинул ее отец Николай Павлович такую воздушную, светлую, прелестную. Стало очень стыдно.

В этой жизни в XIX веке ему неслыханно повезло и в первую очередь с прекрасной чаровницей, оказавшейся великой княгиней. Хотя даже если бы она была простой дворянкой, даже крестьянкой, все равно бы женился.

Осознав направление мыслей, остановился. Женился бы? Вспомнил ее прелестную, словно точеную головку, легкий, хотя и порой взбаломошенный характер, твердо повторил: нет, все же повезло. В XXI веке монархии в России не было, но лакомые кусочки среди россиянок существовали. Женился? Даже не подумал, хотя пару раз случаи были. Но все равно, подобной девушки Маши не было!

Вслед за Бенкендорфом вошел во временную допросную. Александр Христофорович ему негромко сказал, что черновую работу проведет следователь из жандармерии, а они только будут слушать, анализировать и делать выводы. Если, конечно, надо будет, вмешаются. Но это уже много позже, когда общая картина вырисовывается выпукло.

Князь со своим начальником молча почти согласился. Лучше вообще-то самому провести этот допрос, но хотя бы так. А лаяться с шефом жандармов по любому, самому мелочному поводу, право, не стоило. Не революционер! Хотя язык таки чесался напомнить, что они договорились с легкой подачи Николая I, что допрашивать главных подозреваемых будут они сами. Едва удержался!

Жандармы начали с конца их списка — с Аглаи Спиридоновой. Может так и лучше. По крайней мере, хуже точно не стало.

Зашли. Знакомый князю черноволосый ротмистр с помощью писаря здоровенного унтер-офицера по фамилии, кажется, Петров заканчивали вводную часть допроса. Благородные господа еще успели услышать жалобу Аглаи на встречавших ей мужчин, которые совершенно не желают на ней жениться. В итоге бедняга оказалась старой девой. А было ей уже за пятьдесят — по той поре совершенная старуха, как физически, так и морально.

Константин Николаевич и раньше знал, что она уже в возрасте. Но знать это одно, а видеть другое. Впрочем, в целом представление о ней осталось прежнее.

Ротмистр был весьма невозмутим, благородные господа тоже. Такого рода женщин оказывалось очень много в любую эпоху и на статистику раскрываемых преступлений они не влияли, что же возбуждаться? Князь обратил внимание на другое.

По его просьбе, прервав душещипательный разговор, ротмистр потребовал от Аглаи встать у стены по стойке смирно. Петров же, по мысли князя должен был отметить на стене карандашом отметку роста женщины, а также длину ног и рук.

Сказано — сделано. На последок умница унтер-офицер не только отметил на шнуре рост Аглаи, о и с помощью большой линейки обозначил ее рост. 1 метр шестьдесят пять сантиметров. Или примерно два с половинною аршин!

Все, лично у князя к ней вопросов не было. Ротмистр их тоже не имел. Он вообще имел четкое задание — допросить, уточнить подозрительные и неоднозначные моменты в словах Аглаи и донести об этом по службе. То есть ни четкой картины преступления, ни какого-то стимулирования у жандарма не было.