Пассажиры империала
Шрифт:
Вдруг он различил слова:
— У моей матери был дивный голос, до сих пор о нём говорят с восторгом… Она выступала в Метрополитен-Опера, в Ковент-Гардене, в Большой опере в Париже… Всегда были битковые сборы, толпа, давка, всем хотелось послушать этот феноменальный голос. Им полны воспоминания моих детских лет.
Пьер слушал. В ночи развёртывалась история жизни его соседки. Исчезнувший мир, подобный хаотическим звукам скрипок перед началом увертюры… Пьер весь трепетал, но не столько от слов, раздававшихся в темноте, сколько от близости незнакомки.
Извозчик крикнул с козел, что час уже поздний и его лошадёнка еле ноги волочит. Седоки велели повернуть обратно. Тотчас лошадь побежала бойкой рысцой. Тут уж рассказчица стала быстро переворачивать страницы своих мемуаров, листала
XI
Пьер не спал всю ночь. Вот удивительное приключение. Расставшись с Рэн, он тотчас принялся вспоминать её лицо, фигуру, походку. И ему не удавалось вспомнить точно. Образ ускользал. Так же как она сама ускользнула с вечера, когда он привёз её обратно в ресторан, чтобы взять её пальто… Зачем он согласился вторично раздеться в гардеробной и пройти в зал!.. Надо было настоять на своём… А дальше что? Вот нелепое мужское самолюбие: если женщина неожиданно заговорит с тобой, съездит с тобой на прогулку, ты уже в бешенстве, что она в тот же вечер не легла с тобой в постель. А ведь всегда так. Все мужчины так устроены, каждый в подобном случае корит себя, что действовал как дурак, и считает женщину шлюхой. Она ничего не обещала и не нарушила никакого своего обязательства перед ним… Но в конце концов зачем она ему морочила голову? Чего ради женщине заводить интимные разговоры с мужчиной? Кроме «этого самого», какие возможны отношения между мужчиной и женщиной? Что у них общего? Ничего, ничего, ничего.
Он думал о незнакомке без малейшей нежности, с враждебным чувством самца, упустившего добычу, которая прячется и дразнит его. Он злился на неё даже за то, что она оставила ему в воспоминаниях такой смутный, расплывчатый образ. Ещё одна хитрость!..
На кой чёрт она рассказывала ему все эти истории? Для чего, спрашивается, ему нужна биография её мамаши и всё прочее? Однако он ловил себя на том, что он пробует собрать воедино обрывки её признаний, как стараются сложить клочки разорванного письма… Был в её жизни какой-то мужчина, и куда-то она путешествовала, а потом у неё появился муж… Она забывала указывать время и место действия, вдруг принималась подробнейшим образом описывать какую-нибудь минуту своей жизни — так, словно всё остальное Пьеру было прекрасно известно, но незнакомые ему персонажи, неожиданно извлечённые на свет, казались удивительно схожими, — отличить их друг от друга было очень трудно, и Пьер Меркадье никак не мог разрешить свои недоумения, не дававшие ему уснуть.
А в конце концов зачем ему всё знать? Ведь самое главное в женщине — её глаза, её тело, её движения, тембр голоса, её волосы. Совершенно безразлично, откуда она явилась, в чьих объятиях побывала. В Рэн было что-то волнующее и влекущее: может быть, так действовала её болтовня, — всё казалось, что вот-вот распахнётся дверь, и за ней откроется головокружительная бездна, узнаешь, наконец, сокровенную тайну этой женщины, тайну, с которой нераздельны её порывы, её ласки, её слёзы, её желания. Не тут-то было.
Любопытное дело: несмотря на всё это, Пьер не испытывал настоящего разочарования. Сделайся он любовником Рэн, она тотчас же потеряла бы ту прелесть, которая не давала ему покоя даже в разлуке с ней. Что его к ней тянет? Жажда любовных утех или потребность найти то, чего ему действительно не хватает: связующую нить в череде дней, душевную близость к кому-то, которая придаёт жизни смысл? Быть может, она принесла ему теперь эту радость, когда он больше уж и не искал её! И он предался мечтам о дружбе, немного волнующей дружбе. Причём заметил, что едва он подумает о Рэн, ему всё приходят на ум слова «волнующая», «волнение», хотя она, казалось, так стремилась к тому, чтобы вокруг неё не было волнений. Никогда в жизни он не думал прежде, что мужчину и женщину может связывать дружба. Что ж он, стареет, что ли? Он отстранил эту мысль. Нет, просто перед ним открылась неведомая ему раньше область человеческих отношений. Он подумал, что Рэн очень умна. Вот если бы раньше встретилась на его пути умная женщина, если б он не связал себя с дурой!..
И вдруг
защемило сердце. Вспомнилась Бланш. Но ненадолго.Снова пришли мысли об этой незнакомке, о Рэн, — на сей раз очень ясные и грубые мысли. Корсеты так ловко обманывают: может быть, у неё уже опавшая грудь… Он позвонил, велел подать завтрак. На кого он похож! Когда человеку за сорок, бессонные ночи ему отнюдь не на пользу. «Приготовьте мне ванну…» Погода была великолепная.
Среди дневных посетителей казино он появился довольно поздно: около шести часов. После еды его стало клонить ко сну, и в конце концов он уснул на постели одетый. Но после такого сна чувствуешь себя отвратительно, словно измазался в чём-то липком, все движения развинчены. Теряешь всякую уверенность в себе. Эх, зря пропал чудесный солнечный день.
Приступив без особого увлечения к игре в рулетку, он услышал возле себя голос:
— На чёрное, чётное и пас!
И около лопаточки крупье упало три луидора. Тот и глазом не моргнул:
— Делайте ставки… Все поставили?.. Больше не принимается…
Шарик побежал, побежал по кругу и вдруг застопорил, как пойманная мышь.
«Семёрка!» Красное, нечётное и меньше! Пьер сказал вслух:
— Проиграли! — и обернулся.
Рэн была в жёлтом платье с чёрной отделкой, с высоким воротом и с множеством мелких пуговичек; на голове забавная шляпка — с полями, но величиной с блюдечко. Пьер поцеловал ей руку:
— Хорошо ли вы спали? — спросила она.
— Совсем не спал. А вы?
— Я? Сном невинного младенца.
Красивое лицо её было таким чистым, таким прелестным, что ничего иного и нельзя было о ней подумать. Она блистала свежестью, как хорошо отдохнувший во сне ребёнок. Чувственное волнение Пьера исчезло. Как он мог позабыть, что у неё такое ясное, светлое лицо… Конечно, она ему нравилась… Они перешли в зал баккара и стали играть на половинных началах. Банк метали по очереди. Они выиграли. Плохая примета, по мнению суеверных людей. Решили пообедать вместе; у Рэн было назначено какое-то свидание, она отменила его, отправив с посыльным записку. Рэн заявила, что за обед они заплатят пополам, из выигранных денег.
Пьер зашёл за ней в отель. Она надела то самое платье, в котором была накануне. Он повёз её в Босолейль, в маленький тихий ресторанчик, где им не грозила встреча с Тревильеном и его компанией. Пьеру хотелось показать Рэн, что он понимает толк в кушаньях и винах. Их обоих это забавляло. Забавляло и то, что лакей, видимо, принимая их за влюблённую парочку, предложил им столик, стоявший в уединённом уголке сада. Пьер сжал руку Рэн, она не отняла руки, только сказала: «Как странно! Мне кажется, что я всегда была с вами знакома». Сказала она это так просто, бесхитростно, что нельзя было усмотреть в этих словах никакого заигрывания. Они условились, что будут вести себя друг с другом так, как будто они старые друзья, которые, возможно, были чуточку влюблены друг в друга, но давно, очень давно, а потом жизнь разлучила их, и они больше не виделись.
Кругом никого не было. Пьер наклонился к Рэн.
— А почему бы нам не воскресить прошлое?.. Чтобы всё было, как прежде? — Её руки взметнулись со стола к плечам, и она немного откинулась назад.
— Будьте умником, — сказала она. — Зачем портить сладкие воспоминания?
И она принялась выспрашивать, что с ним было за время их мнимой разлуки, заставляя Пьера под этим предлогом рассказывать о своём прошлом. Он с некоторым удивлением отметил, что охотно поддаётся этой игре и соблазну довериться ей, так же, как она вчера доверилась ему. Не успел он опомниться, как уже пустился в пространный рассказ о своей жизни. Рэн слушала его, покуривая тоненькие пахитоски, которые доставала из золотого портсигара. Он остановился.
— А знаете, ведь я никогда раньше этого не делал.
— Чего не делали?
— Не рассказывал о себе… никому не рассказывал о своей жизни. Никогда. Даже вчера ещё, если бы мне сказали, я бы не поверил… Я просто презираю такое бесстыдство… со стороны мужчины. Погодите, может быть, я всё же поддавался этой слабости? Да, да, один раз в жизни я пустился откровенничать… Но я тогда, кажется, был пьян…
— С кем же это вы откровенничали? С хорошенькой женщиной?
— Нет, что вы… С Мейером.