Детская проза

– Вот еще! Кто вешал, тот пусть и снимает! – Не хватало руки марать! – поддакнула Настя. – Не наше дело. Иди на урок! Света нерешительно качнулась. Она не знала, как ей поступить. Уйти и тем самым подставить своих новых одноклассников, или остаться, сорвать злополучный листок с доски и тем самым поставить себя в неловкое положение. Пока она размышляла, у доски собралась порядочная толпа. Послышались крики: «Свобода!», «Долой учителей!», «Даешь каникулы!». Народ откровенно веселился. Свету оттеснили,…

Вернувшись в холл, малышка позвала: – Этти! Этти! Она поглядывала на дверь детской в ожидании погони. Но няня не появлялась. Тогда девочка, сообразив, что сестра, вероятно, находится внизу, храбро начала спускаться с лестницы. [1] Одолев это сложное препятствие, Нэнси снова позвала сестру. Одна из дверей отворилась, и на пороге появилась девочка лет двенадцати в глубоком трауре. – Ты сама нашла меня, мое сокровище! Какая ты умница! Иди, моя дорогая, я дам тебе покушать. 1 Детские комнаты…

— Мне нравится эта книжка, — заметил как-то автор, — в ней сыростью пахнет… «Азбука едет по России» написана по-другому. В этой повести герои создают печатное слово, следуя по стопам первопечатника и просветителя Ивана Фёдорова, стараются вложить «гражданскую» книгу в руки читателя. Тут даже язык другой — более цветистый и энергичный. «В садах Лицея» — повесть о юности Пушкина, Кюхельбекера, Пущина и их друзей. Это уже начало расцвета знаменитой русской литературы и свободолюбия. У автора словно…

— Вы когда вернулись домой? — В пять часов, после работы. — А муж? — Петельников кивнул ему, подзывая для общего разговора. — Час назад, еще не обедал… Супруг ответил, хмурясь сурово, и было не понять от чего: от вопроса ли, от кражи ли или от того, что еще не обедал. Значит, в квартиру проникли утром, а скорее всего в первой тихой половине дня, когда все на работе. — Кого-нибудь подозреваете? — Соседи смирные, родственников и детей не имеем. — Анна Васильевна так и не выпустила банку, изредка…

Вот и сейчас Хорек Джоди непринужденно восседал верхом на сером Боффине, скрестив лапы на его длинной гриве, и любовался своей очаровательной подружкой. — Если хочешь, чтобы она прыгнула, Шай, откинься назад. Не опирайся на передние лапы. Дай Звездочке поднять голову. Тут-то она и прыгнет. — Она не хочет прыгать, Джоди! — Шайен развернулась и пустила лошадку легким галопом. Та приблизилась к невозмутимо стоящему Боффину почти вплотную и принялась кружить вокруг него, перейдя на шаг. — Я откидываюсь…

Гриша, стараясь походить на отца, закричал мальчишке «толстым» голосом: — Ишь, пан какой! Расселся… Не видишь — мерину тяжко! Мальчик повернул голову, поглядел и ничего не ответил. Телега проехала косогором, совсем близко от Гриши, поднялась на гору и там остановилась — на кресте. Так называлось место, где скрещивались две дороги. А может быть, так называли это место потому, что там стоял «крыж» — большой деревянный крест под ветхой, заросшей мхом кровлей. Гриша не вытерпел и побежал по траве…

— Да вы с ума сошли, Воронская!.. Me dam'очки, скажите ей, что она сошла с ума!.. Как она смеет называть меня гусем и пугать Черным Принцем! — с визгом подскочила Додошка. — Даурская… Tai ez vou (Молчите). Вы не умеете себя вести, как подобает приличной барышне, — услышали в тот же миг девочки недовольный голос, и m-lle Эллис, классная дама, в синем форменном платье, неожиданно предстала перед своими питомицами. Она скользнула недовольным взглядом по лицу покрасневшей Додошки и тотчас же захлопала…

Есть между ними и бельевые и гардеробные девушки, то есть такие, которые шьют белье институткам и перешивают им платья. Эти девушки-швеи с утра до ночи просиживают, согнувшись, над шитьем. Тяжела жизнь таких служанок; за полтора — два рубля в месяц они должны работать целые дни. Правда, казна одевает их, дает им от себя платье, белье, обувь, все, до последнего куска мыла включительно, но за это как много они трудятся! Не мудрено поэтому, что мало охотниц с воли приходит в институт в качестве горничных,…

— Господи, — шептала она в слезах, преклоняя колени перед образом Спасителя, — не отнимай от меня моей дочурки! Пошли ей исцеление, Господи!.. За мою спасенную и возвращенную мне девочку я постараюсь сохранить жизнь и здоровье двенадцати другим. Обещаю Тебе это, милосердный Господи! И тут же Валерия Сергеевна поведала всем своим родным и знакомым, что она решила устроить, лишь только поправится Люся, убежище для двенадцати маленьких девочек, которых родители, по бедности, не могут лечить. …

В первую же минуту оскорбление показалось ему вдвое нестерпимее оттого, что он, Марк, не заслужил его. О, с каким наслаждением дал бы он исполосовать все свое тело плеткой, лишь бы не горела его щека! Все остатки человеческого поднялись в нем, взывая к мщенью. Его черные глаза горят, как у волка. Полные губы полуоткрыты, обнажая хищно выглядывающие острые белые зубы. Ноздри вздрагивают. Сошедшиеся на переносице брови делают лицо Марка отталкивающим. Что-то накипает в груди, что-то тяжелое подступает…

— Так почему же отца-то от нас увезли? — спросил опять мальчик. — Ведь он ни в чем не провинился? — Не знаю, сынок мой, ничего не знаю, — прорыдала несчастная крестьянка. — Помню только, что год тому назад, в такой же весенний вечер, только не дождливый и ненастный, а светлый и теплый, приехали в наше село русские солдаты и, заявив, что они присланы сюда, к нам в Дагобен, по приказанию самой царицы, за вашим отцом, увезли его с собою… — Как это страшно, матушка! — весь дрожа при одном воспоминании…

Папа сказал: — Евгений, спешу тебя поздравить! Ты будешь учиться в университете. За морем. — Никогда! — воскликнула мама. Они обменялись тяжелыми взглядами. В нашей семье слово отца было закон. Слово мамы было другой закон. Иногда эти законы друг другу противоречили, и определить, кто прав, а кто дурак, помогал только скандал. К счастью, помог он и сейчас. Как ты понимаешь, дорогой читатель, победил папа. Иначе не писал бы я сейчас эти строки, а дрейфовал бы на льдине или брел по снегам Антарктиды.…

Берта остановилась, закрыла мордочку лапками и горько заплакала. Жизнь кончилась… Ей некуда идти, она никому не нужна. Сзади раздалось неуверенное покашливание, и приятный мужской голос произнес: — Простите, девушка, но сдается мне, вы несчастны. Берта испуганно обернулась и оказалась лицом к лицу с симпатичным молодым лисом, старше ее самой всего на несколько лет. Лис был весьма импозантен, в длинном черном пальто, берете с пером, с большим зонтом в лапе. Взгляд — одновременно добрый, озорной…

Ну надо же, и ко мне эти дурацкие «вкусности» привязались! Все девчонки в нашем классе так говорят, вот и я подхватила. Спасибо, что не «вкуснятина» или – еще хуже – «вкусняшки». Когда я слышала эту блистательную словоформу, мне представлялись противные мелкие существа, пробирающиеся в дома и поедающие там самое вкусное... Вот я загнула – «словоформа»! Русский у нас уже год как закончился, а не все еще из головы выветрилось. Мама поняла мое молчание по-своему: – Что ты такая расстроенная? Можно…

Серёжа показал мне рабочий журнал. Только в мае Араратская долина двадцать два дня была под угрозой града. Град всегда был бедствием для Армянской республики да и для других районов страны. Град — это гибель урожая: перебитые персики, раздавленные гниющие гроздья винограда, а если в пору цветения — то лежащие на земле цветы. Представляете ледяной шарик диаметром в один, два, три сантиметра и — страшно сказать! — величиною с куриное яйцо. Он не только собьёт нежный плод или гроздь, или побег, он…

— Зино и Принцу всегда удается спастись, — сказал Нил; по экрану под финальные аккорды основной музыкальной темы уже ползли титры. Эмили покачала головой: — Пока что удавалось, да… Но на этот раз я была уверена, что им не уйти! Миссис Паркер выключила телевизор. — Господи, Эмили, странно, что у тебя еще кошмаров не бывает после этих фильмов! Эмили рассмеялась. — Ну что ты, мама, это же моя любимая передача! — Девочка вдруг задумалась. — А интересно, куда они попадут в следующей серии? …

«Вот он сейчас смотрит на нас, — думает Борька, приближаясь к мавзолею, — наверно, и меня видит. Такой маленький, думает, а уже так хорошо командует! Как, интересно, его фамилия?» Борька задрал голову, выпятил грудь что есть духу, жестоко размахивает руками, и глаза у него готовы выпрыгнуть — вот как он их растаращил! Ему кажется, что чем шире он сам раскроет глаза, тем лучше и его увидят. Уже про всё на свете забыл Борька. Забыл, что за ним идет его батальон, что он командир, что ему… Он…

А он будет лежать и молчать, и когда все уже раскаются в своих прегрешениях перед Мишкой, тут бы в самый раз ему раскрыть глаза и подняться. Да только разве покойники оживают? Такого еще никогда не было. Поплачут, поплачут и отнесут его на кладбище, закопают, и конец всему. И не будет больше никогда Мишка ходить по улицам, никогда он уже не скажет никому ни хорошего, ни дурного слова и ничего не увидит больше… Пройдет время, его станут забывать. Да за что его и помнить, что он такое сделал? …

Они несли ему навстречу утренний, радостный привет негромким, дружным ржанием. Они хорошо знали: Корней сейчас загорелую, по-старчески густо оплетенную выпуклыми жилками кисть руки запустит в карман рабочей брезентухи, вынет оттуда запашистый ломоть хлеба, разломит пополам и преподнесет им сразу обоим. При этом хрипловатым, прокуренным голосом скажет: — Поночевали, отдохнули, теперь мал-мал потрудиться пора! И снимет с плеч ремённую, со стальными кольцами, со звенящими удилами узду, станет набрасывать…

– Дашенька, – мама обняла горько плачущую дочь. – Тебе потерпеть-то всего до Нового года! Если тебе не понравится в этом пансионе, то в январе ты вернешься в старую школу. А вдруг понравится? – Мама целовала Дашу в мокрые щеки и периодически смахивала со своих глаз мелкие слезинки. В машине Даша забилась в угол на заднем сиденье и задумалась о своей несчастной судьбе. Самолетом, вылетающим в 20 часов 00 минут, ее родители летели в Хельсинки. Отец был талантливым архитектором, и какая-то очень…