Проза

Иду по тропе в двадцать втором квартале. Во время войны тут был передний край, шла бои. Окопов нарыли, блиндажей — они по сей день остались и еще долго, наверное, будут заметны. Тут можно найти простреленную ржавую каску, осколок мины или снаряда, старую винтовочную гильзу, кусок колючей проволоки. Это то, что на земле, наверху, а что лежит под землей — какие мины, чьи кости — никто не знает. Когда мне пришлось рубить здесь просеку и я разжег костер, чтобы сжечь сучья, мины начали рваться с такой…

Мы, признаюсь, и не воины, подобно сосдямъ нашимъ, молодцамъ-суліотамъ. Грясь безпечно у дымнаго очага во время зимнихъ непогодъ, блдный паликаръ славной Лакки сулійской поетъ про дла великихъ отцовъ своихъ и презираетъ мирныя ремесла и торговлю. Въ полуразрушенномъ дом, безъ потолка и окошекъ, онъ гордо украшаетъ праздничную одежду свою золотымъ шитьемъ. Серебряные пистолеты за сверкающимъ поясомъ, тяжелые доспхи вокругъ гибкаго стана, который онъ учится перетягивать еще съ дтства, ружье дорогое…

— Еще день пропал, — повторил худой. — Дождь нужен, — сказал старик, который никак не мог натянуть на плечи крошечный пиджак. Эти люди были скорее крестьяне, чем рабочие, некоторые даже имели свои участки земли. Дождя слишком долго не было, и они уже готовы были простить ему и то, что сами вымокли до нитки и что день работы пропал. Промокшие, они молча смотрели в проем двери на стену воды, почти закрывшую дорогу, прислушивались к глухим ударам дождя по соснам. И юнцы примолкли. Даже насмешник…

С коротким первым воспоминанием, хочется пошевелить какой-либо частью тела: и всего одной. Но каждая клеточка организма будто скована плотным железным саркофагом и это подавляет любое желание шевельнуться: даже веки не поддаются слабому импульсу, когда хочется слегка приоткрыть глаза. Подобное положение сохраняет покой — полную неподвижность, пока восстанавливаются силы. И все, на что сейчас способно сознание, так это наблюдать за темнотой. Если за ней вообще можно следить с закрытыми глазами.…

- Міхал памёр. Учора вечарам прыйшоў адтуль ліст. Сказаў і змоўк. І ізноў пачаў глядзець у жоўтае дно канавы... Чорная муха ўжо лазіла па пальцах яго нагі, а мае думкі блыталіся так: што гэта Міхал памёр ад сухот, мусіць, бо на вайне атруцілі яму лёгкія ўдушлівым паветрам. І вось цяпер дзядзька Язэп сядзіць тут са мною над гэтай канавай і страшна сумуе. Цяпер у яго толькі дачка і жонка ў сям'і, а Міхала ён ужо два гады не бачыў - той недзе быў на рабоце і патроху хварэў... Дзядзька Язэп многа…

ДАНИЛА ВРАНГЕЛЬ. Покерфэйс Ярко алый шарф небрежно свисал с плеча, подчеркивая контрастность бледного лица чувственного интроверта и уголь тьмы чёрного абажура платья, облегающего изящную фигуру модельной шлюхи образцового харизматического влияния на оба пола своим явлением потустороннего восприятия тонкого поля инстинктов. Светло серая сталь взгляда будоражила глубину ощущений, неизбежно фокусируя центр окружающей суеты на себе, неотрывно намагничивая головокружение сознания, подавленного,…

Все-таки надо вставать, пойду глотну кофе, чтобы было не так паршиво. Пожалуй, я сегодня последую советам ди-джея, пойду на речку, искупаюсь. Точнее, я отправлюсь туда по собственной воле, а не потому, что какой-то придурок из динамиков что-то мне рекомендует, я и сам знаю, что мне делать. Как там было сказано у Керуака? В сотне домов работают телевизоры, и сотни семей сидят и смотрят одновременно одно и то же. Что-то вроде этого. Все одинаково, симметрично и равномерно. Вот она, хваленая западная…

Это был застенчивый мальчик, с большими ушами и родинкой на самом конце носа. До трех лет он не разговаривал. — Доброкачественная, — плакала мама. — Сказали бы сразу правду, легче было б жить. Наутро после третьего дня рождения Сёма подошел к папе и решительным тоном произнес несколько фраз. Папа остолбенел. Сёма повторил и тут же заплакал — тонким злым голосом. Остолбенение у папы прошло не сразу. Дело в том, что Сёма заговорил по-молдавски. — Я же просил вас, — выговаривал папа родителям…

Но лепестки застывают (кажется, так уже когда-то было), превращаются в леденцовую стену, и бегуны застывают, словно крошечные крабы в янтарном брелоке, кажется, с каких-то островов, где навсегда остановилась молодость. Полная скованность, а под ногами жижа. Через секунду будет вода и жестяной волос, искрящийся до боли нож. Все раскромсано: зеленые плавки, затылок, белое небо, песок, рыбы. Рыбы страшнее всего. Боль шевельнула своим жестяным волоском, превратившимся тут же в жилу, в канат, в шампур.…

И вот я сижу в прокуренном свитере в крошечной прихожей на каком-то сундуке, покрытом потертым покрывалом украинского происхождения, и жду врача. Отец заболел, ему плохо, и я должен за ним ухаживать. Он лежит в постели на двух подушках, покрыт одеялом, сверху которого лежит уютный клетчатый плед. Он спит. Разные мысли лезут в голову: как хорошо, что я не похож на него ни вообще, ни сейчас. Что еще нужно кузнецу, как не свободные руки? Главное, чтобы руки были свободны, все остальное приложится. …

Тваіх касцяных і драўляных аленяў шкадуюць забіваць нават тыя, хто мусіць настроіцца на паляванен, мужчыны, якія выконваюць магічны танец і па традыцыі пускаюць стрэлы ў зробленых з косці, дрэва, ці намаляваных звяроў. Відушчая заўважыла гэта. І цяпер, калі бярэ ў рукі чурынгу, каменную пласціну, на якой высечаны зразумелыя толькі ёй рысачкі і кропкі ( паводле іх яна каменем аб камень выстуквае для ўсіх рытм), дык вось, цяпер, калі яна бярэ ў рукі чурынгу, то кладзе паляўнічым не тваіх звяроў. А…

Последняя фраза произносится приглушенным голосом, но со слухом у меня проблем нет. Мне не хочется, чтобы Карла рассказывала подобные вещи. Они надолго оставляют у меня тягостное чувство – даже после того, как я забываю сами истории. Я вздрагиваю и выглядываю в окно, силясь вспомнить, в каком направлении находится Уэйсмут. За окном пролетает какая-то птичка. – Яиц мне хватит? – Даже более чем, так что вам не нужно сегодня выходить за покупками. Карла берет папку-скоросшиватель, кивает мне и…

Двух лаек (местных мешанцев), кобеля и суку, Пал Палыч взял щенками и натаскивал на зверя сам, третью по кличке Гарун ему привёз из Петербурга знакомый зоологический профессор. Родители Гаруна были медалистами, но попал щенок в случайные руки и до двух лет жил на положении комнатной собачонки в городской квартире у хозяев, не имевших представления об охоте и собачьей выучке. Когда они поняли, что не правы, решили отдать питомца тому, кто сможет составить его охотничье счастье. Да и не городская порода…

Радиостанция Рено уже затихала, а он все еще напевал себе под нос старую песню Билли Джоэла. Потом поискал другую станцию, но попадались только кантри и вестерны, а их он терпеть не мог. Поэтому продолжал преследование в тишине. Женщина в «хорнете» сбавила скорость. Она ехала теперь не быстрее тридцати миль в час, а он по-прежнему держался рядом. Стенли усмехнулся. Сейчас она наверняка воображает самое страшное. Он — насильник, грабитель, похититель и решил добраться до нее. Она то и дело посматривала…

Встав поутру, он заявлял, что Конни будет мамой-медведицей, Элвин — папой-медведем, а сам он — маленьким медвежонком. Если игра шла не так, Джо сердился, объявлял себя Златовлаской и убегал. [1] В другие дни папа становился Румпельштильцхен, мать — крестьянской дочерью, а королем был сам мальчик. [2] В другие дни папа становился гномом, мама — дочерью фермера, а Джо — королем. Джо бывал и Гензелем, тогда мама делалась Гретой, а Элвин — злой колдуньей. [3] 1 Речь…

Не мытьем, так катаньем. То же самое и вышло. На этот раз никто и не уследил, как силач рухнул. Зачесались тут руки у многих: как так, чтобы Финадейка Портки Надень-ка — и поборол. Еще четверых уложил Финадей, нахлобучил малахай и пошел себе вразвалку… И пример дедов, как он совладал с собой, перемог свою непуть и вытрудил свой дом, в памяти у меня всегда. Когда за три года принесла ему Лампея двух девок, вспомнил Финадей, что Селезнев он, что дана ему жизнь не для того, чтобы расходовать…

Алекс подошел к столику и взял два бокала хереса. Один бокал он демонстративно передал пикантной брюнетке Эдвине Дорси, единственной женщине в правлении ПКА. Эдвина перехватила неодобрительный взгляд Хейворда. «Ну и пусть, какая уж тут разница», — подумала она. Роско и так прекрасно знал, что она была верной сторонницей лагеря Вандервоорта. — Спасибо, Алекс, — сказала она и взяла бокал. После некоторого замешательства остальные последовали примеру Алекса. Лицо Роско Хейворда выражало откровенное…

Сейчас она слушала, как он честил бритоголовых вышибал «Звезды»: обыскивая его при входе, они изъяли у него маленькую бутылочку виски, а потом сказали, мол, ничего не брали, — считают, гады такие, что им все можно, ноги его больше не будет в этом клубе. — Ты дорогу нюхал когда-нибудь, ковбой? — обратился он к Доновану через голову Эшлинг. — Дорогу? Я не собака! — Идиотина! Мэннинг опять засмеялся — пьяноватым смехом, подумала Эшлинг. Слегка под мухой, не вдрызг. Пару раз она сама бывала нетрезвая,…

— Когда мне было одиннадцать, — сказала Джо мне, — я написала вот эту книжку для детей и нарисовала там все картинки. А кто-то её опубликовал, и это, конечно, сделало меня жутко непопулярной среди тех, кто меня знал. — Ты, наверно, была обалденно умной. — Нет, честно. Жуткая история, представь. Её напечатали по нелепой случайности. — Слова, — вставила Марго, — много значат для Джо. Она в них много понимает. — Да она просто рехнулась, — сказал Сванн. — Ради бога, Сванн, — обиделась Марго.…

Третейский судья, как обычно, не мог ничего сказать ему в утешение. Около полудня Коста поймал в заливчике небольшого осьминога. Ухватив его за щупальца, он снял осьминога с остроги и несколько раз с силой ударил о скалу; затем вывернул его, как чулок, наизнанку и извлек, подцепив указательным пальцем, студенистые внутренности. Он вытащил лодку на берег и привязал ее к причалу. Потом, закатав брюки выше колен, вошел в воду, опустил осьминога в море и снова вынул, наблюдая, как растворяется в…