Современная проза

Он был чрезвычайно впечатлительным молодым человеком со склонностью к упрямому идеализму, не слишком-то хорошо сочетавшемуся с современным образом нашего существования. Будучи давним поклонником творчества Льва Толстого, Маккэндлесс особо восхищался тем, как великий писатель отказался от богатой и привилегированной жизни, чтобы отправиться странствовать среди неимущих. Еще в колледже Маккэндлесс начал подражать Толстому в смысле аскетизма и нравственной строгости до такой степени, что у всех близких…

Что происходит с самоидентификацией человека, оставшегося наедине с собой, без свидетелей, вне культурного контекста? Не подобна ли она сосуду, без которого человек «растекается» в бесформенную лужицу? Ведь даже одежда перестает быть его отличительной особенностью. Из текстов рассказов, затрагивающих эту тему, складывается представление о самоидентификации как о чем-то очень хрупком, подверженном постоянным нападкам. Не помогают и внутрисемейные отношения — почти все пары, а их в книге немало, молчат…

Мой почтенный пациент продолжал свой неторопливый рассказ: — Да уж, скажу я вам, доктор, в юности я покуролесил на славу! Боюсь, теперь моему телу придется держать ответ за все, что я вытворял… По правде говоря, я много лет держал игорный бизнес, но теперь уступил его нашим ребятам помоложе, а сам решил осесть на покой в деревне… Знаете, кто мне посоветовал записаться к вам на прием? — Он сделал интригующую паузу. — Массажистка, хозяйка салона у дамбы — помните такую? Руки у этой девушки особенные,…

Но думается, о главном, о том, что более всего волнует ребят в ФРГ, вы, их советские сверстники, все же сможете узнать, прочитав эту книгу. Речь в ней пойдет о выборе своего места в жизни, об утверждении себя в коллективе, о тех подростках, кто в силу разных причин был отвергнут семьей или школой, кто уже в юном возрасте протестует против существующего миропорядка. Говорят: настоящее - это результат прошлого и слагаемое будущего. Вот почему в сборник включен рассказ выдающегося западногерманского…

Что касается «Ревности», то само название книги, казалось бы, должно говорить о каком-то драматическом содержании: кипение страстей, тайные желания… Роб-Грийе старательно эксплуатирует традиционную схему адюльтера: в романе есть и замужняя женщина (А***), и женатый мужчина (но не ее муж) – Фрэнк, – который тем не менее регулярно наносит ей визиты, оставляя дома собственную жену (Кристиану) и ребенка, и наконец – муж А***, невидимый рассказчик, который наблюдает за всем происходящим. Однако на измену…

Я повернулась спиной к дому Гарри и задрала платье, чтобы перекинуть ногу через велосипедную раму. Эдди ужаснулся бы, увидев, что я собираюсь ехать на его велосипеде в этом длинном платье. Это было глупо, но мне было наплевать. Я даже радовалась тому, что это так глупо. А наш дом был одним из тех, которые выглядят как раз правильно. Его не нужно было стесняться — нашего дома, украшенного верандой, похожей на бульдожью морду, белыми ставнями и пенящимися по бокам цветами английских роз, высаженных…

Первая часть Соседи, будьте бдительны Мама плохая! Молодые матери жаловались друг другу на усталость. Эта тема являлась самой популярной на детской площадке. За ней в порядке убывания следовали гастрономические пристрастия отпрысков, их же естественные отправления, сравнительные достоинства местных детских садов и, наконец, постоянные и непреодолимые препятствия, встающие на пути любых попыток поддерживать себя в форме. Растянув губы в привычную вежливую улыбку, Сара в тысячный раз…

– А мы все сделаем потихоньку от него! – отвечает Иван. Сказано – сделано. Съехались они в тайное место. Выпили хорошо. И стали царство делить. Ивану, как инициатору, дали огромный кусок – ровно половину. Остальное разобрали по себе. Проснулся утром прежний царь. А царства-то и нету. Везде сидят свои князьки. И правят, как умеют. Народ же чегой-то сумлевается. Говорит: «Конечно, сказки – дело хорошее. Но все они заканчиваются на получении Иваном половины. А вот как дурак потом правит своим…

Так, мой замечательный план начинает трещать по швам, а ведь не прошло и двух минут. Придется дело Сердобольного отложить. Вместо него рассмотрю дело Виктора Алексеевича — директора нашего дапартамента, и планы мои останутся нетронутыми. Я же говорила, главное — это разумно спланировать! Одухотворенной бабочкой перепархиваю через Большую Полянку и поворачиваю налево к цветочному магазинчику. В кармане снова надрывается «Титаник». На этот раз голос Селин Дион сменяется низким баритоном Вячеслава Морозова…

Еще долго мой рассудок отказывался от малейшего усилия. Между тем я знала, что меня ждут вопросы. Что придется проанализировать ситуацию. Понять, что заставило меня вот так бежать. Но прежде всего успокоиться. Дыши, Мина, дыши. Тебе страшно, вот и все. Страшно, что тебя осудят, будут показывать пальцами. Страшно, что сочтут трусихой и преступницей. Той, что не прыгнула. Той, что нарушила уговор, – и, что всего хуже, обратного хода нет. Это вопрос чистой логики. Они все это скажут. Естественно:…

— Но это же правда! Мать стала возиться с топкой. Она соскребла с решетки в поддувало золу и достала две обгоревшие головешки. Затем смяла и положила на край топки пол-листа газеты и наломала сухих стеблей, на которых еще сохранилось несколько листьев. Отец растворил в полстакане воды таблетку аспирина, следя за всеми движениями матери. Подумать только, до чего дожили! Экономим кусок старой газеты и обогреваемся тем, что раньше бросали в яму для перегноя. Да уж конечно, печка и все здесь в доме…

И все-таки нынешнее положение бывшего президента, или Деда, как звали его промеж собой охранники, было далеко от прежнего. Отсюда и скромный кортеж, состоящий из чужого джипа, «Волги» с четырьмя телохранителями, которыми командывал как бы вышедший теперь вместе со старым президентом в тираж полковник ФСО Коновалов, да обшарпанного милицейского «Жигуля», маячившего впереди синей мигалкой и пугавшего истеричной сиреной встречные заржавленные «Нивы» и разбитые по сельскому бездорожью «Уазики». …

Катрина даже головы не подняла, торопливо застегивая поясок на тоненькой талии. — И вообще, Люк, это не твоя лаванда, а твоего отца, — раздраженно заметила она. Люк внутренне вздохнул, гадая, не пора ли открыть ей правду. Все равно скоро все узнают. — Собственно говоря, Катрина, отец отдал поля мне. — Что? — Она вскинула голову. Прелестное личико нахмурилось. Люк пожал плечами. Он даже не был еще уверен, что знают сестры — да и есть ли им до того дело, — однако от враждебного тона Катрины…

Мы были одна семья, все члены которой отличались отменным здоровьем, несмотря на нехватку различных вещей – например, денег, пищи, одежды. Мама говорила: «Я готова в опорках ходить, только бы не подхватить воспаление легких или свинку, их так трудно сейчас вылечить!» Мы работали дни напролет, несмотря на то что со стороны эта работа не была видна, а потом ложились спать и во сне продолжали заниматься все тем же, а именно: продолжали работать как заведенные. Дедушка сказал: «Я и во сне изобретаю химическую…

Я понял, что пора уходить. Вышел на улицу и впервые не заглянул в свой любимый ресторанчик «Суок», хотя мог бы… Меня вдруг одолел гон, я ощутил его лихорадку и едва дождался, пока домчусь до своего подъезда. Потом я боялся, что лифт застрянет и мне придется провести в нем несколько томительных часов, гадая, есть конверт или нет его. Слава Богу, этого не случилось, и я ворвался в квартиру, на ходу снимая пиджак, разбрасывая во все стороны туфли, галстук. В черное кресло я упал, имея довольно растрепанный…

И они вылезают, лязгая зубами, с посиневшими губами — вода в реке ледяная… Потом уже другой голос кричит что-то надрываясь. Солдаты бегут по скошенному полю, спотыкаясь о сухие комья земли и падают, и некоторые уже не встают. Смрадный запах поднимается над уродливо свернувшимися на земле человеческими телами. — Разрешите атаковать, господин полковник? — спрашивает Константин Алексеевич. Но полковник хмурится, медлит с ответом, а люди зря лежат под огнем и ждут смерти. Может быть, эта ноющая…

«Озаренная сернисто-желтым апокалипсическим светом, скачет ведьма в шлеме, с крючковатым носом, с выбивающейся из-под шлема и развевающейся на ветру гривой, с круглыми, как у птицы, светящимися глазами, с морщинистой шеей — пасть разодрана воплем, панцирь прикрывает плоскую грудь, — и несет она в дымящиеся селения меч в виде большого креста, несет, быть может, по злобе, быть может, охваченная негодованием, а быть может, это бунт крестьянки, хлебнувшей горя на своем веку. На левой руке у нее висит…

Маленьким прибрежным островком их семья владела всегда, сколько помнил их двоюродный дед, и всегда поколения мальчиков (с 1862 года в семье Ронишей рождались только мальчики) летом отправлялись сюда на поиски приключений. И не только потому, что тут легко было представить себя Геком Финном на Миссисипи или Томом Сойером, исследующим сложную систему пещер острова, – Пайн-Айленд притягивал еще и тем, что на нем была яма. Матери запрещали мальчикам играть возле нее с тех пор, как в 1887 году двоюродный…

И вот родилась повесть о любви в письмах. Но пора, видимо, рассказать о том, как попали ко мне эти письма. Несколько лет назад я получил из Тбилиси письмо от незнакомой молодой женщины — Ирины Д. (по понятным соображениям не буду называть фамилии героини данной повести). «Я хочу, чтобы не была забыта, — писала она, — жизнь Эдуарда Гольдернесса…» Помню, это странное, будто бы из фантастического романа имя поразило меня, и автор письма, Ирина Д., точно не в Тбилиси находилась она сейчас, за…

Еще в детстве я заметил, что в хорошем настроении даже самые простые вещи кажутся замечательными и невероятно милыми. Я с удовольствием улыбаюсь красивым девушкам, не строя на их счет далекоидущих планов, а просто так, без повода! Они, наверное, чувствуют эту искренность и улыбаются в ответ. Некрасивым я, кстати, тоже улыбаюсь, и опять же совсем безо всякого повода (жалость тут ни при чем). Мне все нипочем – разлитый по асфальту коктейль из дождя со снегом вперемешку с ядовитой химией, от которого…