Современная проза

Я работал, слушая музыку к фильмам, в частности, к «Властелину колец», «Дюне» и «Чайке Джонатан Ливингстон». К этому добавились девять симфоний Бетховена, произведения Моцарта, Грига, Дебюссии, Баха, Сэмюэла Барбера и симфония «Планеты» Гюстава Холь-ста — в части классической музыки, из рока — Майкл Олдфилд, Питер Гэбриэл, «Йес», «Пинк флойд». Когда я рассказал об этом проекте своему издателю, он с энтузиазмом встретил такое создание мира. В результате — более тысячи страниц, которые составят три…

Я хочу поведать вам сегодня истории, что сказываются и поются на баиянских пристанях. Старые моряки, латающие утлые паруса, капитаны парусных шхун, негры с татуированной кожей, бродяги и мошенники знают наизусть эти истории и эти песни. Я не раз слушал их лунною ночью на баиянской набережной против рынка, во время ярмарок, у причалов малых гаваней побережья, возле огромных шведских судов в Ильеусском порту. Людям моря есть что порассказать. Послушайте же эти истории и эти песни. Послушайте историю…

Вот наша сокровенная мечта: пусть эта маленькая книжка, наш подарок вам, станет сценой, на которую ваши мечты выйдут вместе с нашими, и пусть поднимающийся сейчас занавес никогда уже не опускается. Ричард Бах Лесли Парриш-Бах Штат Вирджиния, Лето 1989 года. I. Когда мы впервые встретились двадцать пять лет тому назад, я был летчиком, зачарованным пилотом, пытавшимся в показаниях приборов разглядеть смысл жизни. Двадцать лет назад крылья чайки распахнула перед…

1 OBLIQUA [1] Отчего бы не начать с эвкалипта пустынного, он же de ertorum; народное название — крючковатый малли [2] ? Листья у него конусообразные, сужаются к концу до тоненького крючочка; произрастает в засушливых внутренних областях страны. Но de ertorum (раз уж мы с него начали) — лишь один из нескольких сотен эвкалиптов; точного числа не знает никто. Как бы то ни было, само слово de ertorum, «пустынный», возвращает нас к навязшему в зубах типу национального пейзажа, а от него…

В этом пустынном краю Хетти прожила двадцать с лишним лет. Первое свое лето здесь она провела не в доме, а в индейском вигваме на берегу. Она обычно рассказывала, что любовалась звездами, не выходя наружу, — у вигвама практически не было крыши. После развода она сошлась с ковбоем по имени Уикс. Денег ни у нее, ни у него не водилось — была депрессия, и они поселились в пустыне, жили тем, что ловили койотов. А раз в месяц ездили в город, снимали там комнату и пускались в загул. Хетти повествовала об…

К опровержению меня подталкивают две силы: идеализм Беркли и принцип так называемых незаметных восприятий у Лейбница. Беркли («Principle of Human Knowledge» [3] , 3) замечает: «Каждый согласится, что ни наших мыслей, ни страстей, ни созданных воображением картин не было бы без нашего сознания. Для меня столь же очевидно, что те или иные ощущения, либо, говоря по-другому, запечатленные чувствами образы, как их ни смешивай (то есть какие они предметы ни образуй), могут существовать только в воспринимающем…

– Я всего лишь жалкий христианин, – сказал он. – Берите себе весь этот хлам, если хотите. У меня нет времени разбираться в еврейских суевериях. – Возможно, что это преступление относится как раз к истории еврейских суеверий, – пробормотал Лённрот. – Как и христианство, – осмелился дополнить редактор «Идише цайтунг». Он был близорук, очень робок и не верил в Бога. Один из полицейских обнаружил на маленькой пишущей машинке лист бумаги с бессмысленной фразой: «Произнесена первая буква Имени». …

У входа в Летний сад остановилась извозчичья пролетка, армейский капитан сунул в руку бородатого возницы деньги и спросил: – Куришь? – Курю, ваше благородие! – А ты этакие курил? И с хохотом протянул извозчику коробку невероятно длинных, толстых папирос. Извозчик взял одну я держал ее как свечу ценою в двугривенный. Капитан продолжал хохотать: – А ты ее в рот, братец! Закури! Посмотрю, как это выглядит, черт возьми! Шесть вершков в длину! Сантиметр в диаметре! Может быть, отсюда взять…

У городских ворот Вескови начал оживленно болтать о всяких пустяках, словно Дрого отправлялся на прогулку, а потом вдруг заметил: – Видишь вон ту зеленую гору? Да-да, ту самую. Видишь строение на самой маковке? Так это и есть часть Крепости, ее передовой редут. Два года назад мы с дядей, помнится, охотились в тех местах. Они уже выбрались за городскую черту. Потянулись кукурузные поля, луга, красные от осенних листьев рощи. Ехали рядышком по белой, залитой солнцем дороге. Они дружили с детства:…

Уезжай, милая. Любовь в баре «Бауэри», часть первая Пятница, вечер в «Бауэри». На улице снегопад, внутри — столпотворение. Среди публики: актриса из Лос-Анджелеса, восхитительно контрастирующая с обстановкой бара в своем виниловом сером пиджаке и мини-юбке, в сопровождении загорелого кавалера в золотых побрякушках; актер, певец и известный тусовщик Донован Литч в зеленом пуховике и мохнатой рыжей шапке-ушанке; Фрэнсис Форд Коппола со своей женой. Одно место за столиком Копполы пусто. Не просто…

Остальные – кроме Глума и Альберта – твердых привычек не имели: Больда иногда спускалась вниз уже за полночь и варила себе снотворное – листья хмеля, которые она держала в коричневом бумажном пакетике; случалось, что бабушка заходила на кухню, когда давно уже пробило час ночи, готовила себе целую гору бутербродов с мясом и, зажав под мышкой бутылку вина, уходила в свою комнату. Иногда среди ночи бабушка вдруг спохватывалась, что в сигаретнице не осталось сигарет – в красивой голубой фарфоровой сигаретнице,…

Или те минуты прошлого, когда мы руководствовались не разумом, но чувством, потому что оно оказывалось сильнее разума? Кто не заливался запоздалой краской стыда за необдуманный свой поступок, совершенный в молодости? А у кого из нас не было в жизни хоть одного, пусть даже самого маленького деяния, которым мы вправе тайно гордиться? И разве ты не встречал бескорыстно-щедрого душой человека, сделавшего тебя неоплатным своим должником? Кому не довелось испытать такую тяжкую невзгоду, что стала она мерилом…

«Схимник» не относится ни к одному из существующих литературных жанров. Он не имеет литературных аналогов. В некотором смысле это вообще не книга – это код доступа. Длинная сплошная мантра, чтение которой вводит в состояние своеобразного интеллектуального транса. Это состояние и есть ключ к принципиально новому, качественно иному, многомерному восприятию реальности. Поясню. Все мы думали об этом не один раз: «Кто я?», «В чем смысл моей жизни?», «Что стоит за видимой нами реальностью?», «Что там,…

Судьбе было угодно, чтобы из омута бесчувственного существования Илью вырвала другая книга – ни названия, ни автора которой я, к своему стыду, не знаю. Она стала толчком к внутреннему преображению Ильи. А путь Анхеля и Данилы, пересекаясь с жизнью Ильи, снова, как и во второй книге, пролегает между страхом смерти и страхом перед жизнью, перед подлинностью мира. Впрочем, я не философ и даже не психолог, а только издатель. Но, как издатель, я не могу не сказать сейчас несколько слов о литературном…

Упрек показался Джесси незаслуженно резким. Правда заключалась в том, что она уже слегка устала сидеть, уставившись в зеркало, и испытала немалое облегчение, когда снизу, из кухни, донесся сигнал к ужину. Она повернулась, чтобы взглянуть на наставницу, которая уже убрала руки с плеч девочки и коротким кивком дала разрешение слезть с табурета и спуститься в коридор, чтобы присоединиться к остальным. Однако, прежде чем позволить Джесси удалиться, наставница придержала ее тонкой наманикюренной рукой.…

Очерковый фильм закончился обширными бахчевыми полями, где крупные белые и пестрые арбузы и золотистые, нагретые солнцем дыни лежали на изволоках, словно накатанные. – Какой сказочный край! – проговорил кто-то из публики. Затем начался показ военного фильма. Агафон видел его и второй раз смотреть не стал. Неожиданно для себя тут же решил, что сегодня же продаст один из костюмов и поедет именно в этот козий и арбузный уголок, взглянет на бурно текущий меж горными кряжами Урал, найдет работу – по…

– Она встретила своего принца на белом коне, – коротко сообщила Анита. – А я ничего об этом не знаю, – ответил он. – Должно быть, этот парень – волшебник, если ему удалось за несколько дней полностью излечить ее. – Чтобы завоевать девятнадцатилетнюю девушку, не обязательно становиться волшебником, – возразила Анита, – вполне достаточно быть просто обаятельным мужчиной. – Мужчиной? – Ну да. Молодым, конечно. Ему двадцать три года. – И что? Ты его видела? – Нет. С чего ты взял? – Ты говоришь…

– Черт вас всех подрать! – огрызнулась Лоренца. – Уже лучше! – одобрил Калиостро. – А говорите: не запомню. Теперь с самого начала… Лоренца подошла к зеркалу, секунду смотрела с ненавистью на собственное отражение, потом по складам произнесла: – Здрав-стфуй-те! – Мягче, – попросил Калиостро, – напевней… Он сузил зрачки, словно гипнотизируя ее, заставляя подчиниться собственной воле. Лицо Лоренцы преобразилось. Появилась приветливая улыбка. – Добрый вечер, дамы и господа! – произнесла…

— Пойдем погуляем, — предложил он. Падал редкий снег, небо, низкое, серое, висело, как сырое белье. — Ладно, — сказал я без охоты, — я тебя провожу. На улице мы поговорили с ним про Китай, про наши болезни, я довел его до остановки и вдруг сказал: — Пойдем к Вадиму. Он не удивился, только долго молчал, потом спросил: — Зачем? Ты думаешь, Галине Осиповне это будет приятно? Нет, я так не думал. — А нам? Стоит ли? — Как хочешь. Подошел его трамвай. Веня отвернулся: — Чушь собачья. Теперь…

Слушая Клавдию Денисовну, я и так и этак пытался представить себе, что вместо нашего комиссара полка Капралова, вместо Медведева, или Саши Ермолаева, или Саши Михайлова была бы у нас комиссаром женщина. Стоило вообразить, и сразу же возникала недоверчивая усмешка. Никак я не мог поставить на место огромного, могучего Саши Ермолаева, с которым мы, лежа на огороде между грядками моркови, обстреливали немецких мотоциклистов, — женщину. Или на место Медведева, который поднимал нас мертво спящих и впихивал…