Современная проза

Итак, бежать — никаких перекуров, довольно опытов in vivo. Между тем выбор, как уверяют, есть (пусть даже ты, как окажется при ближайшем рассмотрении, давно на лопатках): ползком, прочь! Сперма — липкая вязкая мутная слизь, пахнущая сырыми каштанами, в каждом миллилитре которой сто милллионов живчиков тешат себя попыткой побега,  — вот программа Allegro barbarо, [3] прочесть которую между нот, несмотря на изрядный возраст, ты боишься, как боишься до сих пор и темного коридора, где: костлявая…

В детстве прогноз погоды был грустной передачей – первые ее аккорды, дружное нашептывание сотни скрипок означали, что началось взрослое время суток. «На Украине +14+17. В Белоруссии дожди». Мать ворчала, почему до сих пор не собран портфель на завтра. Отец отстраненно курил в кухонную форточку, стряхивал пепел в жестянку из-под новогодней красной икры, разглядывал дымные облака и розоватый горизонт, медленно темневший под звуки пронзительной мелодии погоды, мелодии окончания дня. «На территории…

Не совсем, конечно. Барбос просто переехал, заведя себе конуру в Интернете. Там он устроил главную акцию своей жизни под названием «Боженька, накажи!». Барбос упражнялся в богохульстве, вывешивал разные нехорошие картинки, которые тянули не только на гром и молнии небесные, но и на обычную уголовную статью. Педофилия, шуточки над жертвами холокоста и ГУЛАГа, призывы к свержению законных — все это перемешивалось со смачным антиклерикализмом и поношениями Самого. Блог Барбоса атаковали православные…

«… вдруг поглощенный волною великой, В бездне соленой, судьбе вопреки, неизбежно б погиб он, Если б отважности в душу его не вложила Афина. Вынырнув вбок из волны, устремившейся прянуть на камни, Поплыл он в сторону, взором преследуя землю и тщася Где-нибудь берег отлогий иль мелкое место приметить». Гомер, «Одиссея». Книга 5, 435–440. Перевод Н. Гнедича ЧАСТЬ I Кораблекрушение Ветер переменился и теперь дует с запада. С востока, против волн, идет…

Какая странная штука — наша память… Пока я был там, почти не обращал внимания на пейзаж вокруг. Ничем не примечательный — я даже представить себе не мог, что спустя восемнадцать лет буду помнить его так отчетливо. Признаться, тогда мне было не до пейзажа. Я думал о себе, о шагавшей рядом красивой девушке, о нас с ней и опять о себе. В таком возрасте все, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же. Вдобавок ко всему, я был влюблен. И любовь эта привела…

Александр заканчивал школу. К счастью, лето он проводил у отца — тот снова женился на русской и переехал, кажется, в Базель. Свечкин любил лето за этот относительный простор, обычно в доме было просто непротолкнуться. Помимо Александра, у них была общая дочка — Маринка. Она возникла путем обстоятельного кесарева сечения, на два месяца раньше срока. Как-то вечером Свечкин смотрел по телевизору передачу о врожденных заболеваниях. В ней говорилось, что толстая переносица — верный признак дебилизма.…

— «Женщины в поэзии Тютчева»? — изумился Артосов. — Да я бы за пару дней написал. Подумаешь, тема! — Ну так это ты… — снисходительно сощурился крупный литературовед, отхлёбывая ирландского виски. — Нравишься ты мне, Валерка. Своей неиссякаемой непосредственностью. А что за две очаровательные девушки, которые летят с нами? — Сам не знаю, — пожал плечами Артосов и повернулся к Цекавому, организатору поездки, сидящему справа у иллюминатора и слегка задремавшему. — Сергей Андреич, вот Вадим Болеславич…

Но контроль начинается не там. - Ну чего, ребят, на «Евровидение» едем? У стола, который справа от входа, утомлённо щурятся двое пограничников. На одного нацеплен автомат. Другой задал свой тактический вопрос и, не дожидаясь ответа, отрывается от стула. - Мы в Ригу, у нас ваучер… - Митя лезет в папку. - Холодно нынче в Риге, – отмахивается пограничник. – Подгони-ка лучше машину под крышу. Встают все под ливень, как лягушки… Посмотрим, что у вас там. Митя суёт папку…

 Дома же здесь, если их можно было бы так назвать, представляли собой временные, незамысловатые постройки из дерева в один этаж, с мизерными оконцами, глядя в которые, невольно закрываешь лицом весь поступающий через них свет. Таких домиков насчитывалось около двадцати, но, в зависимости от того, как менялись семейные отношения внутри общины, их количество могло быть больше или меньше уже к следующему месту расселения. Кроме того, несколько десятков обозов стояли тут и там по всей деревне, а…

Обнаружился я в этой жизни, когда мне было лет пять. Да, точно — пять лет. Вот я стою на углу Никицкой. Там — памятник… А здесь аптека. Остановка у магазина. Но сегодня трамвай по рельсам не ходит. Первое мая! Праздник! На аптеке — портрет. В полдома! Узнаёте? Ну канешно — самый добрый человек на свете. И самый умный. Мимо все бегут с выпученными глазами. Гремит музыка: Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля, Просыпается с рассветом Вся Советская земля… …

Наша семья из южных областей России – из прежней Курской области, поделенной на Курскую и Белгородскую. Мой дед Василий Максимович жил в деревне Тереховка (есть такая в Солнцевском районе) и работал в колхозе плотником. Мой отец закончил знаменитый в тех краях Курский железнодорожный техникум, его направили в Новомосковск кочегаром на паровоз. В общежитии отец познакомился с моей матерью – Людмилой Федоровной Калашниковой. Мама из Валуек – Валуйки поставил Борис Годунов на границе с Украиной. Мама…

Ты шел на компромисс, уступал, выиграл пару очков в пользу художественности, но в общем соглашался на идеи продюсера — это же было его шоу, — а потом небольшая армия плохо оплачиваемых исполнителей и производственников взялась за дело, ты тащился за ними в Оклахому, пытался выглядеть как подобает писателю, носил шляпу–панаму, держал наготове планшет, чтобы вносить изменения, выдюживал изматывающие восемь или девять дублей трудной сцены, раздоры, истерики и полночные интрижки, наблюдал, как твой…

ОТРАВИТЕЛЬНИЦА [1] — Атас! Отравительница! Мальчики сбились в плотную, как кулак, кучку. В следующую секунду они стремглав бросились к реке и юркнули под каменный мосток на берегу, где жители деревни обычно полоскали белье; там, в прохладе и темноте, можно было незаметно наблюдать за дорогой; ребята перепугались не на шутку и теперь сидели затаив дыхание. Светило полуденное солнце, Мари Морестье неторопливо переходила улицу. Эта высокая, опрятная женщина семидесяти лет, с прямой…

Самая легкая зимняя добыча Рыси — косачи [3] . В предвечернее время они собираются стаями на березах, растущих по краям полян и опушек, и, шумно хлопая крыльями, ссорясь друг с другом, набивают зобы отвердевшими от мороза почками. Полузарывшись в снегу, Рысь смотрит на их игры и драки из леса, глаза ее умиленно жмурятся в предвкушении скорого ужина. Когда настают сумерки, косачи затихают, некоторое время сидят нахохленные, а потом один за другим срываются с берез в рыхлый глубокий снег. В снегу…

  - Еще лучше, - пробормотал я. - Ладно, насколько я понимаю, она будет жить у меня?   - Да, но если ты против, я заберу ее к себе.   - Да ладно, когда она приедет?   - Сегодня в одиннадцать придет поезд, - повеселев, сказал батя.   - Па, ну ты даешь, а раньше сказать нельзя было?   - Прости.   - Так мне ее встретить надо?   - Нет, она сама приедет. Ты только комнату подготовь.   - Хорошо.   Отключив телефон, я пошел готовить…

Такое хочется слушать и слушать, и, видимо, понимая это, первый голос снова приходит из своего ниоткуда: – ПОРА ЗАКРУГЛЯТЬСЯ. ШЬЕМ! Мне необходимо увидеть тех, кто говорит. Кто произносит эти удивительные и красивые слова. И вдруг отчетливо понимаю, что мои глаза закрыты. Не просто закрыты – на них давит тяжелый груз. И кроме этих голосов, никто на свете не сможет сдвинуть его. – Помогите открыть глаза! – прошу я, но получается только протяжный и громкий стон. И тогда возникает третий…

Ждал-пождал старик; напекла ему бабка лепешек, положила в мешок три луковицы, и пошел старик за шестьдесят верст, в город Чермоз, к хозяину Камметаллу заработок получать. Сидит в Камметалле человек гордой наружности, а вокруг него столько бумаги, что целой деревней в год не перекрутить. Посмотрел он на старика и говорит: — Иди, добрый человек, обратно. Зайдешь недели через три. А сейчас нам КРЕДИТЫ НЕ ОТПУЩЕНЫ. Запечалился старик, обул покрепче ноги и поплелся обратно. Вернулся домой и зашел…

Но за спиной все прозывали его «Ангел смерти», сплетничали, что, мол, нет у него и никогда не было никакого интереса к женскому полу, да и, по сути, к мужчинам тоже. Был у нас Рони Шиндлин, молодой парень, на удивление умевший подражать Цви, и все мы прямо со смеху покатывались. В послеполуденные часы, когда члены кибуца — каждый со своей семьей — сиживали на верандах своих домов либо на зеленых лужаечках перед фасадом, пили кофе, играли с детьми, — Цви Провизор, бывало, отправлялся…

Весь мир завален кинокартинами и книгами о том, как желание взять Закон в свои руки сталкивается с соображениями, по которым лучше его не трогать, а также о том, что бывает, когда с Законом обращаются, как с бездомным младенцем, которого так хочется задушить поцелуями во все места (не исключая заднего, что очень популярно среди частных сыщиков). Книг, слава Богу, навалом, кинокартин тоже, но женщине не терпелось узнать на личном опыте, что будет, если она возьмет Закон в руки: Закону ли станет…

О, давно я не занимался этим делом! Бедные критики, хлеб коих — отслеживание и оценка всякого рода телепередач! На трёх каналах шли игры: толпа взрослых восторженных людей угадывала слова, получала призы. Через каждые десять минут вспыхивала реклама: жующие красотки рекламировали «Стиморол» и «Орбит» без сахара или, крутясь в тесных джинсах перед объективом, хвалили всевозможные женские тампоны… Впрочем, на одном из телеканалов, шестом, сиял белый свет — видимо, там отдыхали, готовились к новой агрессии…