Советская классическая проза

— Нет, ну совершенно не могу я этого старика слушать, — сказал парень и пересел повыше. — Слушай не слушай, а уж таковские мы, — ухмыльнулся старик. — Не криво насажены. На разъезд пришел гармонист, за ним — девушки в нарядных платьях, коротких носочках и туфлях на толстых каблуках. Ни на кого не обращая внимания, они встали в кружок и ударили «елецкого». Потоптались немного, попели визгливыми голосами, а потом вдруг гармонист вывел странную и неизвестную мне песню о том, как «на шикарном на…

— Вотъ-съ, вотъ-съ внки несутъ! Шпалерами разставляютъ. Интересно-съ! Вы ужъ, государь мой, позвольте мн къ вамъ за ршеточку пройти. Могила его тутъ-съ вотъ въ двухъ шагахъ. Вотъ, видите, гд камни навалены. Склепъ выложенъ изъ камня; мавзолей потомъ воздвигнутъ. Нельзя-съ безъ мавзолея, великій человкъ! Для назиданія потомства… Такъ я къ вамъ-съ пройду, за ршеточку-съ. Все видно и слышно отсюда намъ будетъ. Какъ-то начнутъ наши витіи ораторствовать, превозносить… Онъ, не дожидаясь моего позволенія,…

Карпов медленно шел по протоптанной в снегу тропинке, глубоко засунув руки в карманы стеганки. Перед его взором открылась вся панорама завода. Через большие окна просматривался залитый ярким светом цех по производству аммонита. Там непрерывно двигались сита и дозаторы, в которых в определенных пропорциях смешивались тротил и селитра для получения вещества, называемого аммонитом. Дальше в тусклом свете мигавших на столбах электрических лампочек высился цех по производству капсюлей-детонаторов для…

Тоді Майборода теж приєднався до купи й усі дивились на вікно, аж поки хлопець не висолопив язика на глядачів і не вшився. Майборода звів очі. Перед ним манячила якась широченна спина під кашкетом. Спина уважно дивилась у середину кільця. — Запевне якась неймовірна дурниця! Щоб перевірити свій висновок на фактах, Майборода присунувсь ближче і заглянув у середину, розсунувши трохи наївних глядачів. На тротуарі голічерева лежала якась маленька штучка, завбільшки з карбованця. Вона…

1 Ошибки вызывают досаду, и я досадовал на торопливость при выборе места для дальнейшей службы после окончания учебы в пехотной школе. В порядке успеваемости мне третьим по списку дали право выбора округа, и я, не вникая в подробности, избрал часть в родном Петроградском военном округе и, к великому разочарованию, угодил в Башкирскую пограничную дивизию. В лесах, значит, буду, на болотах и не увижу больше столь дорогих сердцу уличных праздников, которыми жизнь только дразнила, не будет строевых…

Меня бабушка учила, И твердил все время дед, Что газеты — это вред, А вот деньги — это сила. Ничего остроумного, и не смешно даже. У него, Воронкова, и бабушки-то никогда не было. То есть была, конечно, но давно, еще до его рождения. Он так и сказал тогда Бересневу во время перекура: — Ты бы лучше про свою бабушку сочинил. А Береснев поглядел на него зелеными наивными глазами и говорит: — Думаю, Паша, про тебя поэму написать. — Это чем же, — усмехнулся Воронков, — чем я тебя…

— Угощайтесь. Мы начали отнекиваться, но он не был сторонником особых церемоний. Высыпал каждому его долю — кому в руки, кому в газету, кому в пустое ведерко, — и вот мы снова в пути. Скорость самая малая, дорога самая худшая, и, съев вишни, перед тем, как снова вернуться к своим песенкам, механик спросил: — Слушай, шеф, а мы не опоздаем на поезд? — Не должны бы. На полдороге, спускаясь по ровному, длинному склону, сплошь засеянному отлично ухоженным подсолнечником, шофер вдруг почуял опасность.…

— Господа, туалет чехословацкой актрисы Валентины Тиловой превзошел все наши ожидания. Мы можем поздравить сеньору Валентину и вручить ей… Американский актер Чак Паланс — это: ручищи ниже колен, ручищи при медленном движении проносятся чуть впереди тела, ручищи в основном, но плюс к ним бесстрастная маска бывалого ковбоя. — Ар ю рашен? Ай есть украинец, май батько Охрименко… Телевизионная звезда Аргентины Амбар Ла-Фокс — это: грудь, грудь, грудь, грудь, грудь, грудь и плюс бедра. — Да,…

Кузьма Андреевич осмотрелся. Никого… Подошел к стене, вышиб одну подпорку, другую. Бревна сразу осели; с крыши посыпалась слежавшаяся в землю солома. Совершив это странное дело, Кузьма Андреевич вернулся в избу. – Вышиб, – сообщил он старухе. – Завтра к полудню завалится. Дольше не выстоит. – Ох, Кузьма! А не завалится она, часом, ночью? Придавит! – Бог милослив, – сказал он, снимая сапоги. – Только, старуха, молчок! Завалилась и завалилась. От старости, мол, нам ровесница. Когда в избенке…

Вот оно откуда, первое свидание! В другом месте, в рассказе «Кузьминские сады», писатель доверительно сообщит нам чрезвычайно важную мысль. Он скажет, что, кроме непосредственной, прямой, что ли, связи человека с жизнью, которая сама по себе есть высокая поэзия, он, человек, связан, соединен с нею, наверное, еще и через близких ему людей, и, когда умирает один из них, вместе умирает и какая-то часть самого человека, та сторона, та грань жизни, с какой он через умершего соприкасался когда-то. И…

«Петлюровская падаль, — начал Андрий, — мать Россию галичанам продаешь! Мы их в Карпатах били насмерть, мы не хотим австрийского ярма». Оверко засмеялся, подмигнул казакам, остановил подростка, который выхватил шашку и замахнулся на Андрия. Подросток с досады принялся ковырять острием клинка арбуз, становилось все жарче и жарче, Андрий не опускал руку, кровь стекала в рукав, он стоял перед братом, готовый ко всему. «Что тебе сейчас вспоминается? — допытывался победитель. — Одесса или Очаков?» — «А…

Генка спросил: — Что, домой идти боишься? — Ага, — признался я. — Пойдем к нам, — позвал Генка. Я пошел. Мать Генки, тетя Маруся, взяла мои чулки с рубашкой и почистила. А Генка показал мне свои этикетки от спичечных коробков и настоящие, хотя и маленькие, весы. Я, конечно, сразу предложил их поменять — на красную медную трубку, из которой можно сделать, когда вырастешь, отличный пугач. И только Генка начал соглашаться, вошла тетя Маруся. — А ты, Саша, возьми весы так. Гена, отдай без…

Дивились люди сметливости Лыляйнына и охотно перенимали у него все новшества. Когда в тундру пришла советская власть, Лыляйнын сразу понял, как она нужна для таких небогатых людей, как он. В товарищество, образованное в Алькатваамской долине, он вступил первым. Авторитет среди оленных людей у Лыляйнына был большой, и его примеру последовали многие. В товариществе Лыляйнына избрали бригадиром. Так и проработал он на этом посту до глубокой старости. С приходом новой власти в поселковых магазинах,…

— Ну, знаешь, молода еще учить-то, — оборвал ее директор. В полупальто нараспашку, кряжистый, краснолицый, он похаживал, бросая негодующие взгляды на доярку. Его возмущало, как эта худенькая большеглазая бабенка может безбоязненно дерзить ему. Перестал давить яловыми сапогами поскрипывающие половицы. — Все, Логинова, ступай… и поменьше высовывайся. — Еще не так напишу! — И хлопнула дверями. От негодования Никаноров даже подался за ней в безотчетном порыве, но сдержал себя, хотя круто выругался,…

— В Америке! Знаю! Он трамвайным кондуктором! — Правильно! Скажи теперь, где находится город Тимбукту. — Тимбукту?.. Тимбукту находится… Он находится… Там… — Где там? На Сухаревке, Что ли? — Забыл! — честно признался Володька. — Мало ли что забыл! Ты припомни. Куда драпанул Исай Григорьич? — Ага! Исай Григорьич, который эмигрант? Знаю! Тимбукту находится в Африке. — Великолепно! Теперь перейдем к другому методу: Какая страна и какой в ней главный город, куда ссыпалась Варвара Петровна?…

К «волчьему окопу», затерянному в Восточной Пруссии в глуши Мазурских болот, приближался «юнкерс-52», вылетевший из Малоярославца. Внизу было темно, как над обычным лесом, но штурман знал, что мрак обманчив, что тысяча зенитных орудий, полмиллиона мин, колючая проволока, пулеметы и отборные войска охраняют руководящий центр империи. Гудели моторы, стрелки трепетали на светящихся циферблатах, а внизу в это время тот, кто ждал единственного пассажира «юнкерса», Адольф Гитлер, встал из-за стола в рабочем…

— Ничего… Снегири вон… — Ну–ка? На куст бузины под окном присела стая снегирей. Каждую зиму появлялись они на хуторе. И вот прилетели опять… Чистые, розовогрудые, тепло одетые птицы покачивались на заиндевелых ветках. — Хорошо быть снегирем, — сказал Степка. — Тебе зачем? — Куда хочешь, туда и лети. — А куда б ты? Война кругом… — К папке! — Степка робко растянул блеклые губы в улыбку. — Мигом бы… Снегири перепархивали по бузине, вытягивали шеи, озирались, будто не узнавали места:…

Развязал мешочек, хотел отщипнуть уголок буханки, но только сглотнул слюну, снова сунул хлеб под сено. Дом был рядом, к Песоме выехали. «Тру-ру-рух», — глухо треснул лед. — Слышь? — окликнул Федор. — Зашевелилась Песома, елки зеленые! Тпру-у! Стой! — остановил кобылу, побежал ко льду. Непоседливый мужичонка, спокойно ходить совсем не умеет, все вприскочку да вприпрыжку. Бабы зовут его Тарантой. А ведь он, старик, можно сказать, старше Серегиного отца лет на двадцать, и на войну его не взяли…

Вдруг выстрел. И до звона в ушах — тишина. Сон пропал. И отец пропал. И Каурый. Это стрельнуло в печке умирающее полено. Агван плотнее зажмуривает глаза, чтобы сон вернулся. Но сон пропал совсем. Теперь придется вставать. Агван трет глаза — они открываются с трудом. Серый от дыма, низкий потолок. И печка близко выставила свой белый бок. За печкой стол. На столе — бутылка с молоком. Со стены, к которой прислонилась мамина кровать, смотрит тигр. И скалит зубы. Агван встал на четвереньки, зарычал.…

Жгли тебя, хата, полонили, заливали нерусским, чужим говором, топтали копытами, громили железом; смеялись над тобой — выстояла все!.. И гадала ты о счастье на всем что ни есть — на воде, на углях, на хлебе, на звездах, на ветре. Потому как хотелось тебе счастья! «Выйду я в поле зарею, умоюсь багряной росою…» И столько набивалось в тебя, хата, детишек, что ни повернуться, ни сесть. Столько с тобой связано, хата, что и не высказать… Жила в тебе и знахарка, что знала заговоры от всех бед, от…