Советская классическая проза

Через каждые шесть-восемь шагов Панкратов оглядывался назад, сжимая ладонями автомат: левой за металлический магазин с тридцатью боевыми патронами, правой — за шейку приклада. Почти не ощущая тяжести личного оружия, часовой нес его с величайшей осторожностью, на чуть вытянутых перед собой руках, словно автомат был сработан из хрупкого хрусталя. Порой солдат поглядывал на брезентовый подсумок у пояса, где был запасной магазин, так же таящий в изогнутом чреве три десятка свинцовых смертей. Но в основном,…

Возле одного из домиков, у раскрытых дверей, обе половинки которых были ярко размалеваны гребешками, ножницами, щетками и пульверизаторами, изрыгающими зеленую жидкость, стоял коротенький человечек в ватных синих штанах и в стеганой синей куртке. — Никашка! — крикнул парнишка, подходя к человечку. — Забирай улов, давай денег. Человечек снял с ведерка тряпку, вынул трепещущую щучку и подержал ее в руке. Потом, подсчитав на-глаз содержимое ведерка, зашел в домик. В домике стояло парикмахерское…

Он хотел страсти, огня, крови, игры со смертью. Он получил фламенго и хоту, петушиные бои и деревенские схватки на ножах, где зрители делают ставки, он получил корриду. Смерть дружественна душевной жизни испанца. Его любовь — это песни и кровь. Серенада под балконом красавицы, стук мечей, распростертое тело в бледном свете равнодушной луны. «Много крови, много песен для прелестных льется дам…» Кровь не отпугивала, а притягивала. И уж если где-то должна была возникнуть коррида, то, конечно, в Испании.…

— Не обращай внимания, старик. Женщина, даже любимая, никогда не станет между нами. — Я тоже так думаю, — усмехнулся Шелешнев. Шелешнев мягко переключал скорости, на педаль акселератора нажимал так нежно, словно она была фарфоровой. Машину он взял из экспериментального цеха автозавода, где работал главным диспетчером, решив наездить сто тысяч километров без капитального ремонта. — Лучше бы на метро поехали, — проговорила Нина. В зеркальце над ветровым стеклом Шелешневу было видно синее перышко…

У Пушкинской площади он задержался перед газетным щитом. Москва торжественно встречала победителей Олимпиады. В Кремле состоялся прием участников астрономического конгресса. Открылась выставка строителей. Наградили орденом академика Лихова. Он читал газету с особым аппетитом приезжего, которому все происходящее в Москве вдруг стало доступно: можно было побывать и на выставке, и на конгрессе. В этот раз его прибытие в Москву пройдет незамеченным. На завтрашние газеты вряд ли стоило рассчитывать.…

Душою дома был Жак, а не его миловидная, всегда приветливая жена. Ее словно бы чуть-чуть не хватало на ту жизнь, какую они вели, жизнь очень разнообразную, насыщенную и почти всегда осложненную гостями. Жак был жаден к жизни, людям, знаниям, на редкость отзывчив на мировую кутерьму. Он не терпел покоя и заверчивал каруселью окружающий его мирок. Ему хотелось все знать. Ни в одном доме не видел и такого количества отменной справочной литературы. Стоило возникнуть какому-либо спорному вопросу, Жак…

— Так это же преступление!.. — Уголовное преступление. А что прикажете делать? Решение записано — выполнять надо. Хорошее решение, своевременное. У нас тут о прошлую зиму без малого сотня овец померзла. Это что — не преступление?.. Тяжелое наше положение, товарищ корреспондент, очень тяжелое, — грустно и серьезно сказал председатель. — С лесами на юге Курщины сами, поди, знаете, как обстоит, завоза тоже нету; того, что нам по плану отпускают, хорошо, коли на скворечни хватит, а стройку требуют.…

— Никифор! Никифор! — закричал хозяин дома, обращаясь к сыну. — Налей-ка царевым слугам по стакану водки. Глаз-то вострее будет. Никифор исполнил приказ отца. Урядник и стражники выпили, закусили стоя, схватив со стола кому что ближе было: кто отбивную из сохатины, кто кусок пирога с осетром или косача, жаренного в сметане. Через полчаса, горланя и улюлюкая, пестрая толпа мужиков и баб рассыпалась по берегу протоки. Многие из мужиков держали в руках топоры, вилы, лопаты, пешни, а близкие дружки…

Я дал слово. Но как его выполнить? Нельзя ведь одно и то же письмо посылать два раза? Да ещё по разным адресам! – Тогда пиши снова, – заявил Костя. – Как снова? – Прямо из сорок первого года. Потом из сорок второго. Выключи свой торшер, завесь окно одеялом, раздобудь коптилку – и пиши! Нам сколько тогда было? Тринадцать? Четырнадцать? Вот и пиши тем, кому сейчас по тринадцать. Только ничего не забудь. И вот я пишу. Всем сегодняшним мальчишкам и…

«Закон предков» — так уж несправедливо распорядилась судьба — стал посмертным, словно бы итоговым сборником. Он объединил, принял под одну обложку лучшее из того, что успел написать, закончить мой земляк. Успел он, к нашему глубокому сожалению, немногое. Но поведать сумел о многом. И сказал по- своему— свежо, емко и ненавязчиво, доверительно и правдиво, с той естественностью, лишенной всякой претензии, мнимой значительности интонацией, которая присуща человеку вдумчивому и проницательному, полно…

Облегченно утерев пот со лба, шофер кинул успокоенный взгляд на бетонный валун, нависший над провалом входа. Чья- то рука вывела черной краской надпись на сизом бетоне: «Fortuna». Может быть, кто-то в самом деле верил в абсолютную надежность убежища, а может статься, вложил злую иронию в столь многозначительное название. Водитель «кадиллака» сообразил, что повезло все же ему, а не тем, кто дрожит в подземелье со столь утешающим названием. Пока «счастливчики» будут задыхаться в этом наглухо закупоренном…

Написанное по горячим следам вылилось в статьи и даже книжку. Но чем больше я занимался «следствием», тем больше возникало недоуменных вопросов и совершенно необъяснимых ситуаций. Касалось это, прежде всего невероятной инертности, неповоротливости и фантастических ошибок, которые допускало официальное следствие. Сначала зародилось, а потом и начало крепнуть убеждение, что промахов слишком много, чтобы считать их случайными, а безответственность переходит черту, когда ее можно было бы считать халатностью,…

Вот тогда-то, во время таких встреч, и зародилась у Саши и Володи мечта стать военными. Родители поддержали. Отец даже посветлел: — Во, мать, каких орлов мы с тобой вырастили!.. Училище сыновья окончили одно и то же. Вначале Володя, два года спустя Саша. Оба получили назначение в ракетные войска. Приближалась горячая пора стрельб. Подразделение, в котором служил Владимир, должно было выехать на полигон. Нагрузку на тренировках лейтенант Нешко давал подчиненным максимальную. Себя тоже не…

— Ты, Анютка, не обижайся. В древнем писании сказано: все в землю уйдут — и люди, и мухи… Для всех солнце погаснет… — Для кого погаснет, а для кого светить будет, — вмешалась сидевшая в углу полная женщина. Детский крик прервал разговор. Анюта бросилась к люльке. Ребенок проснулся, требуя молока. — А где я его возьму, — сокрушалась молодая мать. — Потерпи, сынок, вот доедем до Царицына… — Доедем ли? — не унимался телеграфист. — Ползем, как жуки по скатерти, по версте в сутки. А Волги-матушки…

Долго не могла найти нужную точку опоры, а найдя, деловито утерла ладонью лоб под снова сбившейся пуховкой, похоже, провела по нему мелким наждаком, произнесла вполголоса: «Едят его мухи!» Старалась Анфиса не отлучаться из станицы, а если уж приходилось, то на день-два и непременно возвращалась недовольной. И для этого у нее была своя причина: не переносила запаха бензина, кашель душил. Любила Анфиса — как признавалась иногда самой себе — надышаться досыта, но опять же не где-нибудь, а именно…

Почему завязана коленка? Вот почему. Взрослые футболисты не принимали брата в игру — мал. А он все-таки добился своего, заменил игрока на поле. Играл отчаянно, бешено, себя не щадил, в свалке ему выбили коленную чашечку, белый шрам остался навсегда. Кстати, когда знакомят с человеком, называют его имя — Ариан. Когда родился брат, маме только что исполнилось восемнадцать лет. Она была романтической, книжной девочкой. У нее родился ребенок! Это было чудо! У всех кругом рождались дети, но ведь этот…

«Вчера учащиеся школ во главе с учителями возносили в храмах божьих свои горячие, от юношеских сердец молитвы, коленопреклоненно умоляя об исцелении своего любимого и обожаемого государя императора». Старшие классы были собраны в Николаевском кафедральном соборе. Раньше здесь был католический храм. Но Александр, убежденный, что в его империи всюду должна господствовать православная церковь, повелел закрыть поначалу главные, самые большие костелы, заново освятить здания и обратить в православные…

— Ты тяжело болен, — сказал Игорь. — Чем же, доктор? — насмешливо спросил он. — У тебя очень серьезная и опасная болезнь. — Игорь немного помолчал и, как всегда в минуты спора, прищурил глаза. — Твоя болезнь — нравственная глухота, неспособность сверять свои желания и нужды с заботами и нуждами окружающих. Ты, — он опять помолчал, — махровый эгоцентрист. Нормальная человеческая порядочность требует постоянных усилий, если хочешь, самопожертвования. Не каждому это под силу. Тебе, видимо, это вообще…

— Сергей Тарасович, — сказал помощник спокойно и вежливо, — Павел Михайлович просит вас срочно вылететь в Москву. Для Косачева этот вызов был неожиданным. — Соедините меня с министром, — попросил Косачев. — Павла Михайловича нет на месте, он в Совмине. Просил передать, чтобы вы непременно завтра прибыли к нам. — Какие материалы брать с собой? — Ничего не сказал. — Хорошо, завтра буду, — закончил разговор Косачев и с досадой опустил трубку. Он любил ясность в делах и в отношениях с людьми.…

Олег не стал противоречить. Он был горд уважительностью в речи бригадира, почувствовал себя ровней ему и всему рабочему классу. Прораб Поликарп Захарович весь так и расплылся от удовольствия, завидев оттопыренные карманы гостей, раздутую авоську. Олег не сразу узнал прораба. На работе Поликарп Захарович всегда ходил в тюбетейке. Казаков и не предполагал, что его начальник совсем лысый, и теперь с удивлением уставился на огромную блестящую плешину, по бокам которой висели, будто на ниточках, редкие…